Интервью с генерал-полковником в отставке, руководителем стратегических исследований в Центре анализа европейской политики и бывшим командующим сухопутными силами США в Европе (2014-2017 гг.) Беном Ходжесом
Перепечатывается из «Small Wars Journal», Август 2018
BОПРОС: Когда мы говорим о Вашем наследии в Европе, о свободе передвижения – о создании военной «Шенгенской зоны» – в основе всего лежит инфраструктура для мобильности. Как и каким образом эти элементы вносят вклад в архитектуру сдерживания? Какова роль альянса в создании пространства со свободой передвижения?
ОТВЕТ: Что придает мне большую уверенность, это тот факт, что ЕС (Европейский Союз) рассматривает военную мобильность как один из основных проектов в соответствии с документом под названием «Постоянное структурированное сотрудничество» (PESCO). У ЕС есть ресурсы для улучшения инфраструктуры, у него есть органы и политические механизмы, необходимые для содействия в совершенствовании процесса пересечения границ по разрешению. Это обнадеживает. Еще один аспект, который добавляет мне оптимизма, это то, что как НАТО, так и ЕС понимают важность этого проекта, и они сообща работают над его совершенствованием. Несколько стран, особенно Польша и прибалтийские страны, проделали огромную работу для того, чтобы снизить количество времени, необходимого для получения разрешения на пересечение границ.
Нынешние проблемы связаны с возможностями и потенциалом инфраструктуры. Кроме того, недостаёт железнодорожных путей для быстрого передвижения крупных сил НАТО. У меня все еще нет уверенности в том, что на случай предкризисной ситуации у нас имеется четкая процедура быстрого выделения нужного количества вагонов для переброски войск с целью предотвращения кризиса. Во-вторых, мосты и сеть дорог, особенно в Восточной Европе, должны быть модернизированы, что позволит обеспечить более быстрое наземное передвижение войск.
В: Почему эта инфраструктура мобильности важна с точки зрения сдерживания?
О: Нам надо учитывать то, с какой скоростью передвигаются российские войска. Мы должны передвигаться также быстро или даже быстрее, чем они, чтобы у них не сложилось ошибочное мнение, будто они могут в определенном районе начать наступление, а мы не успеем дать ответ. Вот почему так важна скорость передвижения больших формирований и большого количества оборудования. Непрактично постоянно держать все войска вдоль границы. К тому же, это может быть расценено как провокация. Таким образом, предполагается, что страны НАТО, включая Соединенные Штаты, должны будут иметь нормальную для мирного времени подготовку и ротацию. Любой кризис требует от нас быть в состоянии быстро выдвинуться из районов подготовки или быстро выйти из статуса сдерживания в Польше или Румынии. Это похоже на период «холодной войны». Большинство войск было размещено не на границе, они были расквартированы в гарнизонах, но их можно было перебросить к границе всего за несколько часов. Необходимо отрабатывать два вида передвижений войск: из США, Канады, Великобритании, Испании и Норвегии, а также переброску войск, уже расположенных в Германии, Польше, Румынии и прибалтийских странах. Вот почему скорость передвижения войск так важна. Если русские увидят, что у нас нет возможности быстро перебрасывать большое количество оборудования и личного состава, то я думаю, что возрастет риск того, что они совершат ужасную ошибку, и тогда мы будем иметь совершенно другую ситуацию. Вот почему я подчеркиваю важность фактора скорости. А чтобы иметь скорость, необходимо иметь возможность передвигаться. Такую возможность дают железные дороги, автомагистрали, аэропорты и морские порты. Для того, чтобы добраться до Румынии, хотя там уже размещены 1 тыс. американских военнослужащих и проводится воздушное патрулирование Черного моря, подкрепление должно прийти с севера и с запада через Карпатские горы. Если у нас недостаточно автомагистралей и железных дорог, которые бы позволили осуществлять быструю переброску тяжелого оборудования через Карпаты, то тогда, я думаю, что наши возможности сдерживания не такие хорошие, как могли бы быть.
В: Саммиты в Уэльсе и Варшаве были чрезвычайно важны для адаптации НАТО к новой обстановке безопасности, возникшей после аннексии Крыма. Какие незаконченные проекты мы должны рассмотреть при создании эффективной архитектуры сдерживания на восточном фланге? Если мы посмотрим на регион Румынии и Черного моря, то увидим там серьезный дисбаланс восточного фланга, поскольку центром притяжения сейчас является экосистема балтийского региона.
О: Альянс сумел быстро и хорошо приспособиться к этой новой обстановке безопасности. Саммит в Уэльсе был всего четыре года назад, а саммит в Варшаве два года назад. Мы видели значительные изменения в структурах, обязательствах и процессах в рамках НАТО. Вот почему НАТО представляет собой самый успешный альянс за всю историю. Дело не только в том, что обязательства коллективной обороны сохранились столько десятилетий, но и в способности альянса приспосабливаться к новой обстановке.
С учетом вышесказанного я считаю, что НАТО должна рассматривать Черное море как регион безопасности, а не просто как акваторию, окруженную различными странами. Мы должны относиться к Черному морю с региональных позиций, признавая, что русские используют Черное море как базу для распространения своей военной силы на Ближний Восток и в район Средиземноморья. Мы должны признать, что наши союзники и близкие друзья (Грузия, Украина и Молдова) постоянно испытывают давление со стороны России. Альянс должен поощрять сотрудничество между странами-членами и странами-партнерами и обмениваться развединформацией, проводить больше морских учений, улучшать противоракетную оборону в регионе, а также больше проводить учений с отработкой переброски войск через Черное море в Грузию или Турцию, чтобы быть уверенным, что у нас есть свобода передвижений на Черном море и на наземных маршрутах вокруг него. Черноморский регион так же важен, как и Балтийское море. Мы много сделали в прибалтийском регионе. Я считаю, что именно в черноморском регионе Россия будет бросать вызов альянсу в течение следующих 10-15 лет, и мы должны обеспечить там надежное сдерживание, а также обеспечивать поддержку нашим партнерам в регионе.
Проблема может оказаться еще более серьезной, когда мы посмотрим, какое значение имеет Черное море для русских, и как они его используют для расширения своих возможностей, сколько проблем они создают в Сирии и какое давление они оказывают на Грузию, Украину и Молдову. Русские не соблюдают условия подписанных ими Минских договоренностей и не демонстрируют никаких признаков сотрудничества в Украине. Поэтому мы должны задуматься о том, какие последствия это создает для ситуации в Крыму. Означает ли это, что Запад и весь мир признают новые границы, в том числе и в территориальных водах, потому что Россия аннексировала Крым? В этом вопросе мы должны проявить единство и не спускать глаз с Черного моря из-за незаконного присоединения Крыма и значения этого акта для черноморского региона, в его водном пространстве и на морском дне. Естественно, появился еще один аспект – ситуация вокруг реки Дунай. Река протекает через большое количество стран-членов НАТО и партнеров, а Россия сейчас приблизилась к устью реки.
Еще один незавершенный проект – противовоздушная и противоракетная оборона. Я считаю, что мы должны каким-то образом убедить Германию и Голландию принять на себя больше ответственности в том, что касается противоракетной обороны и противовоздушной обороны малой дальности, учитывая большое количество беспилотных летательных аппаратов (БЛА), которые Россия может поднять в воздух. Таким образом, нужна интегрированная многоуровневая противовоздушная и противоракетная оборона. Мы должны усовершенствовать защиту наших союзников в Эстонии, Латвии и Литве. Мы должны усовершенствовать защиту европейских граждан, которые окажутся в районе досягаемости ракет, запущенных из Калининграда, включая северную часть Германии, Данию, Польшу, Норвегию, Финляндию и Швецию. Я считаю, что НАТО необходимы ежегодные крупномасштабные учения, сосредоточенные на противовоздушной и противоракетной обороне, которые бы позволили нам отрабатывать координацию и возможность интеграции различных видов систем в командование на соответствующем уровне. В Германии есть несколько городов и объектов (Гамбург, Нюрнберг, Рамштейн), необходимые для быстрой транспортировки и подкрепления, которые находятся в районе досягаемости российских ракет. Все эти места могут стать мишенями. Мы должны защищать объекты, необходимые для переброски сил – морские порты, аэропорты и основные железные дороги. Я не думаю, что русские когда-нибудь вторгнутся, чтобы поставить под свой контроль территорию Германии. Я не думаю, что это в их интересах. Что они могут сделать, так это зайти в прибалтийские страны, Польшу и Румынию, чтобы бросить вызов альянсу и попытаться продемонстрировать, что альянс не в состоянии защитить своих членов. А это означает короткое, ограниченное и быстрое нападение – совсем не то, что ожидалось в 80-е гг. Территориальная оборона, оборона наземных районов к западу от Польши, возможно, сегодня уже и не считается приоритетом.
В: Одним из первоначальных просчетов при расширении НАТО на восточном фланге в 90-е гг. было решение не размещать на постоянной основе значительных сил союзников на территории новых членов. Это решение принималось в совсем иной обстановке оперативной безопасности, с политической и с военной точки зрения это решение было очень разумным. Сейчас мы видим ревизионистское поведение и военные силы, которые бросают вызов прошлым усилиям НАТО в сфере укрепления обороны и сдерживания. Не пришло ли время исправить положение и разместить дополнительные силы на востоке НАТО на постоянной основе? Будет ли достигнут политический консенсус по этому вопросу в США и старой Европе?
О: Во-первых, поддержание сплоченности альянса является одним из приоритетов, и мы и дальше должны работать в этом направлении. Решение о постоянном размещении войск в Литве, Польше или Румынии с семьями и с ротацией через каждые два-три года, как в Германии, должно приниматься только после консультаций и с согласия всех союзников. Если альянс решит, что этот шаг такой же полезный и эффективный, как и одобренное размещение увеличенного числа боевых групп контингента передового базирования, тогда эта идея вызовет больше поддержки с моей стороны. Польша – отличный, надежный и сильный союзник, и она много сделала, чтобы разделить бремя коллективной обороны. Примером тому может служить ее предложение разместить американские силы на своей территории на постоянной основе. Так что я не против постоянного базирования как такового…, но против того, чтобы этот вопрос решался только между США и Польшей без поддержки остальных союзников, поскольку я опасаюсь, что это вызовет трения и разногласия в альянсе. Дело в том, что некоторые союзники считают, что такой шаг без нужды спровоцирует Россию или повысит риск кризисной ситуации, и они видят в этом ошибку с нашей стороны. Этот шаг также может создать дополнительные трения между союзниками, которые и так не всегда ладят между собой. Россия, несомненно, отреагирует, и всем нашим союзникам придется иметь дело с последствиями, поэтому все они должны принимать участие в консультациях. Расширение контингента передового базирования прошло настолько успешно потому, что его поддержали все 29 стран. Я считаю, что и размещение дополнительных сил в странах на восточном фланге также будет успешным, если его поддержат все 29 стран. А пока что, если Восточная Европа хочет увеличить сдерживающий эффект НАТО, то потенциально конфликтное размещение там дополнительных сил не будет правильным решением. Более правильным будет оберегать сплоченность альянса и обеспечивать подготовку и готовность сил к быстрой переброске в случае необходимости.
Для того, чтобы разместить войска в Европе на постоянной основе, сухопутные силы США необходимо существенно увеличить, а я с трудом могу себе это представить. Я считаю, что мы можем достичь необходимого стратегического эффекта путем ротации войск, включая контингент передового базирования, силы воздушного патрулирования, а также проводя многонациональные учения. На ротационной основе американские войска постоянно присутствуют в Болгарии, Румынии и Польше, небольшие контингенты есть в Латвии и Литве. Я хотел бы увидеть улучшение инфраструктуры для логистики с американской стороны в Эстонии, Латвии и Литве, что поможет нам быстро перебрасывать подкрепление и будет усиливать стратегический эффект от постоянного присутствия американцев во всех трех прибалтийских странах. Мы можем также предварительно завезти в эти страны боеприпасы и горючее, что ускорит передвижение войск. Я поддерживаю идею размещения во всех трех прибалтийских странах подразделений противовоздушной обороны малой дальности в качестве своего рода сил прикрытия. Это затруднит принятие Россией решения о нанесении удара. Кроме того, мы должны продолжать отрабатывать перемещение ракет класса земля-воздух «Патриот» по территориям разных стран, как мы делали в последние пару лет. Наконец, я считаю, что мы должны перейти от воздушного патрулирования к воздушной обороне.
В: С точки зрения определения проблемы, самая последняя версия Стратегии национальной обороны в качестве основополагающей проблемы называет снижающееся военное преимущество США в отношении Китая и России, что подрывает, как указано в документе, американский способ ведения войны. Какие основные инструменты наш оппонент создал в противовес американскому способу ведения войны в отношении европейского театра боевых действий?
О: Во-первых, американский способ ведения войны опирается на союзников и коалиции. Прежде всего, наши возможности и силы действительно черпаются из этого прекрасного альянса, из того факта, что с нами всегда рядом партнеры, которые вносят свой вклад. Это очень важно. В этом контексте, как Россия, так и Китай постоянно ищут способы расколоть это единство при помощи дезинформации, кибератак и торговых вопросов, они все время стараются создать трения, напряженность и недоверие внутри НАТО и ЕС.
Еще одним аспектом американского способа ведения войны является то, что мы в основном полагаемся на наши воздушные и морские силы. Россия и Китай создали значительные системы ограничения/блокирования доступа, которые ограничат, по крайней мере, на какое-то время, нашу возможность в полной мере использовать наш потенциал в воздухе и на море. Они создали военные возможности, системы и доктрины, нацеленные на подрыв американского способа переброски войск и боевой техники для защиты интересов наших союзников. Их асимметричный подход к противостоянию американскому способу ведения войны включает в себя надежные уровни противовоздушной обороны и противокорабельные ракеты.
В-третьих, на тактическом уровне, русские приложили много сил для усовершенствования своих средств радиоэлектронной борьбы (РЭБ) и возможностей БЛА. Как альянс, мы должны быть готовы к функционированию в обстановке, когда противник, так же как и мы, достаточно силен в организации компьютерных атак и РЭБ.
В: Последняя версия Стратегии национальной безопасности подчеркивает, что ключевой характеристикой оперативной обстановки является эра соревнования великих держав (во многих сферах). Разработало ли правительство США эффективный всеправительственный механизм на уровне театра военных действий, чтобы конкурировать с соперником в политической, экономической и военной сферах? Как насчет НАТО?
О: Я считаю, что повышение сотрудничества между НАТО и ЕС представляет собой важную часть этого механизма. Одна из организаций – альянс в сфере безопасности, а другая – политико-экономический институт. Таким образом, у нас должно быть сотрудничество, чтобы действительно обеспечить всеправительственный подход, включая информационные, дипломатические и экономические инструменты. Внутри США этот механизм надо создавать сверху вниз. Есть много умных людей, которые это понимают, в том числе, конечно же, и в Министерстве обороны США. Министр обороны Джим Мэттис и его сотрудники понимают это, и все боевые командиры знают об этом. Если честно, то мне кажется, что Госдепартамент не получает достаточно ресурсов для того, чтобы выполнять свои функции, и это подрывает наши усилия. У Госдепартамента должно быть больше ресурсов, чтобы эффективно выполнять свои задачи. В этой сфере еще многое предстоит сделать для улучшения ситуации.
В: Как бы Вы охарактеризовали российский способ ведения войны в Европе и какие цели преследует российская подрывная стратегия?
О: Стратегическая цель России – добиться, чтобы в ней видели европейскую великую державу. Для достижения этой цели русские должны подорвать, дезорганизовать, разделить альянс и сделать его ненужным, а также подорвать ЕС. Для достижения своей цели относительно ЕС они используют энергетические ресурсы в качестве рычага давления. «Северный поток – 2» привел к серьезной напряженности и трениям между членами ЕС, и Россия знает об этом. Полностью функционирующий «Северный поток – 2» даст России гораздо больше влияния на европейские страны. Такой тип давления является частью их способа ведения войны. Я не думаю, что русские мыслят такими терминами как «в состоянии войны» или «не в состоянии войны». Они просто в постоянном состоянии конфронтации – иногда эта конфронтация с использованием военной силы, иногда это экономическая или информационная конфронтация. Сочетание всех этих методов и есть их способ ведения войны. Им не нужны возможности для покорения целых стран. Чтобы подорвать альянс, им всего лишь нужно успешно захватить часть какой-то страны-члена НАТО. Они все еще убеждены, что у них должны быть буферные зоны, сферы влияния – Украина, Грузия, Молдова, например. Это достигается путем предотвращения вступления этих стран в ЕС или НАТО или путем создания систем ограничения/блокирования доступа возле этих стран, что даст им возможность влиять на эти страны. Все эти элементы являются частью российского способа ведения войны. Мы же должны думать сообща, продолжать приспосабливаться к новой обстановке и создавать надежный механизм сдерживания.
В: Какими должны быть ключевые элементы потенциальной стратегии обеспечения доступа к районам, чтобы сохранить доступ НАТО к союзникам, расположенным на переднем крае?
О: Альянс двигается в этом направлении. Слово, которое я продолжаю слышать отовсюду: сплоченность. Близкая к принятию инициатива адаптации, предусматривающая создание Объединенного командования обеспечения и оперативных задач, базирующегося в Германии, будет служить укреплению не только позиций Литвы, но и всего альянса. Я считаю, что альянс, в целом, стремится стать более сплоченным во всех своих инициативах планирования, развития возможностей и адаптации. Что связывает все это воедино, это инфраструктура – железные дороги, автомагистрали, трубопроводы, волоконные сети, которые обеспечивают доставку топлива, связь и движение. Нам необходима сеть инфраструктуры, которая давала бы альянсу возможность быстро перемещать свои силы и обеспечивать логистическую поддержку в любой точке, где это необходимо. У Наполеона были склады оружия в странах, захваченных во время его военных кампаний. Таким образом, у него были боеприпасы и оборудование на местах по всей Европе, что позволяло ему маневрировать. Нам нужна современная версия этой системы – динамично развивающаяся сеть топливных трубопроводов, усовершенствованных железных дорог и автомагистралей, морских портов и аэродромов. Эта сеть чрезвычайно важна для стратегии обеспечения доступа к необходимым районам. Чтобы стимулировать создание такой сети, я предлагаю засчитывать строительство или модернизацию элементов этой инфраструктуры в те 2% национального валового продукта (которые должна вносить в коллективную оборону каждая страна-член НАТО), если эта инфраструктура будет служить военным целям, даже если при этом она будет также выполнять и гражданские задачи. По одному и тому же трубопроводу может перекачиваться топливо как для гражданских, так и для военных нужд. Страны, стремящиеся к развитию национальной экономики и торговли, получат выгоды от модернизации железных дорог, автомагистралей и мостов, которые будут иметь двойное, военно-гражданское, назначение. Чтобы стимулировать к этому такую страну как Германия, эти затраты следует засчитывать в те 2% НВП.
В: В чем главный итог последнего саммита НАТО в Брюсселе? Что еще нужно сделать?
О: Существенный реальный прогресс был достигнут как в преддверии саммита, так и на самом саммите. Было создано два новых командования, рассмотрена инициатива «Четыре раза по 30», укрепилось сотрудничество между НАТО и Европейским союзом, опять обсуждался вопрос мобильности воинских подразделений, было признание того факта, что Грузия приблизилась к членству в альянсе. Несмотря на то, что почти все внимание общественности было приковано к вопросу 2% и к справедливому распределению бремени затрат на коллективную оборону, в конце встречи мы имели твердое обязательство продолжать инвестировать в безопасность. Были также другие существенные достижения. Это демонстрирует жизнестойкость альянса, его способность адаптироваться и то, что он останется самым успешным альянсом.
Я полагаю, что уже пора перестать оперировать при разделении бремени коллективной обороны упрощенными понятиями. Что на самом деле означают эти 2% НВП? Нынешняя система измерения хороша в политическом смысле, но она мало что дает в практическом оперативном контексте. Мы должны смотреть на проблему разделения бремени с точки зрения, кто и что делает для того, чтобы альянс получил именно то, в чем он нуждается. По моему мнению, альянсу нужны модернизированная инфраструктура для скорости передвижения и военной мобильности, модернизированная противовоздушная и противоракетная оборона, особенно в крупных регионах Черного и Балтийского морей. Альянс должен продолжать работать над обеспечением согласованности всех оперативных планов. Главнокомандующий объединенными силами в Европе возглавляет эти усилия, и здесь мы достигли огромного прогресса, но это одна из тех областей, которые требуют постоянной согласованности по вопросам формирования механизма сдерживания противника. Наконец, альянс должен по-прежнему обращать серьезное внимание на общую готовность. Бундесвер и другие союзники должны повысить уровень готовности своего оборудования и своих подразделений. Министр обороны Мэттис всегда подчеркивает важность готовности. Это заложено в культуру Министерства обороны США.
В: Вызывают ли какое-то беспокойство колпаки/зоны «A2/AD» (ограничение и воспрещение доступа и манёвра) на границе стран-членов альянса? Мы видим, что на восточном фланге упор делается на развитие интегрированных систем противовоздушной и противоракетной обороны, на инвестиции в создание имиджа сильного противника в этих странах, в то время как на уровне альянса все больше внимания уделяется многоплановому укреплению позиций и совершенствованию таких характеристик как скорость перемещения войск и их готовность. Разве этого достаточно? Похоже, что все эти усилия направлены на укрепление позиции «сдерживание посредством отказа», но не хватает компонента «сдерживание посредством наказания». Не следует ли отбалансировать основной приоритет? Не стоит ли начать дискуссии об эффективных способах демонтажа и нейтрализации «A2/AD» противника и проведения операций внутри этой зоны?
О: Для того, чтобы противодействовать системам ограничения/блокирования доступа, которые Россия ввела в Калининграде и в Крыму (Россия также пытается ввести подобный режим в Арктике, недалеко от границы с Норвегией), необходимо понять, что эти районы представляют собой бастионы, но их можно сокрушить. Мы должны и дальше осмысливать их возможности и уязвимые места.
Мы должны подчеркивать важность свободы мореплавания и свободы передвижения в Прибалтике, на Черном море и в Арктике. Самый великий военно-морской флот в мире должен противостоять российским нападкам и попыткам помешать торговому судоходству. Мы также собираемся модернизировать как противовоздушную, так и противоракетную оборону в обоих этих регионах, чтобы быть в состоянии нейтрализовать их ракеты дальнего радиуса действия. В конечном итоге потребуется, чтобы наши собственные средства РЭБ могли противостоять существенным российским возможностям. Это всегда будет единое решение с участием таких компонентов, как наземные, воздушные и морские силы, а также силы ведения кибервойны. И, наконец, мы все время должны обращать внимание на то, что делает Россия в информационном пространстве. Россия приняла закон, признающий, что Крым был частью России со времен Екатерины Великой. Это говорит нам о том, что у них нет никакого намерения уйти из Крыма. Запад и дальше должен подчеркивать их непримиримость и нежелание вести переговоры честно и искренно.
Комментарии закрыты.