Защита от нелинейных угроз
Полковник Джон Нил, Сухопутные Силы США
Tеории сдерживания времен «холодной войны» оказались недостаточными в применении в современную эпоху, когда державы меряются силой. Прямолинейный подход военной эскалации не актуален в обстановке, когда агрессоры выбирают невоенные средства в качестве инструментов для достижения своих стратегических целей. Деятельность ниже уровня военного конфликта в настоящее время представляет значительную угрозу национальной безопасности, а в будущем, возможно, будет расцениваться наравне с военной угрозой. Государства также более склонны к использованию невоенных средств из-за присущих им двусмысленности и отсутствия четких норм поведения, связанных с использованием этих инструментов. Поэтому правительства должны пересмотреть свое видение сдерживания, принимая во внимание эти изменения, и разработать эффективные стратегии, которые будут лучше отвечать на угрозы национальной безопасности.
Двусмысленность, присущая нынешней обстановке безопасности, выражается в отсутствии четкой границы между военными и невоенными средствами. Набор военных инструментов, имеющихся в распоряжении государства, значительно расширился. Традиционно в этот набор включаются наземные, воздушные и морские формирования и возможности наносить противнику смертоносный ущерб. Для целей этой статьи примем это определение. Однако, сегодня вооруженные силы государства обладают средствами, которые обычно не входят в категорию военных, такие как кибернетические, информационные и экономические инструменты. Это отсутствие четкого различия между военными и невоенными средствами еще больше усложняет сдерживание в современных условиях.
Концепции сдерживания, разработанные во времена «холодной войны», сводились в основном к использованию военных средств, основанном на четком соотношении сил, определявшим вероятность успеха. Ключевая роль здесь отводилась эскалации в соответствии с общепризнанными параметрами. Эти идеи использовались в концепции сдерживания посредством принятия стратегий отказа от нападения и ответного удара для защиты национальных интересов. Кроме того, осмысление сдерживания породило ключевые вопросы относительно его достижения, обозначило основные требования к нему и признало, что противники будут применять поэтапный подход для подрыва усилий по организации сдерживания. Все эти идеи были актуальны в мире, где военные инструменты были основными средствами агрессии.
В ответ на конфронтационное поведение России и Китая в течение последних двух десятилетий политические руководители обратились к теориям сочетания «холодной войны» и зарождающегося нового вида сдерживания. При этом они в недостаточной мере приняли во внимание различия между обстановкой «холодной войны» и нынешними условиями. Все еще существуют значительные недостатки в осмыслении сдерживания, которые необходимо устранить. Во-первых, центральная роль военной силы и линейная природа конфликта уже более не применимы. На смену этим идеям должно прийти понимание паритета между военными и невоенными средствами, угрожающими национальным интересам. Кроме того, концепции времен «холодной войны» относительно основных требований к сдерживанию, ключевых условий его достижения и поэтапный подход противников все еще остаются в силе, но в контексте использования невоенных средств все эти идеи имеют новое значение.
Изменившаяся обстановка
В частности, существуют три невоенные сферы, которые сейчас представляют гораздо большую угрозу, чем еще несколько десятилетий назад: кибернетическая, информационная и экономическая. При определении наиболее рационального времени использования этих инструментов применяются совершенно другие расчеты, чем при использовании военных средств. Применение каждого из этих инструментов порождает аналогичные вопросы относительно того, каким должен быть ответ и какого масштаба, и это усложняет выработку стратегий сдерживания.
Особое беспокойство вызывает киберугроза. Киберсредства могут использоваться при проведении военных, экономических и информационных операций, они также могут использоваться для наблюдения за компьютерными системами, для их повреждения или уничтожения. Есть многочисленные примеры того, как эти действия совершались государственными субъектами. В статье в журнале «Wired» Энди Гринберг отмечает, что российская кибератака «НеПетя» против Украины в 2017 г. нанесла многим странам мира ущерб на общую сумму более 10 млрд. долл. США. В 2011 г. группа хакеров, находящаяся в Северной Корее и, предположительно, связанная с правительством этой страны, атаковала компьютерные сети компании Sony Pictures в ответ на то, что эта компания выпустила фильм сатирического содержания о руководителе Северной Кореи Ким Чен Ыне. По данным исследования, проведенного Фондом в защиту демократии, китайские кибервторжения и нелегальное использование чужих сетей нанесли существенный ущерб иностранным компаниям. Несмотря на многочисленные доказанные нападения со стороны государственных субъектов, все еще нет единого мнения относительно того, где место таких действий в широком спектре понятия конфликта.
Хотя явление дезинформации противника существует тысячи лет, с развитием цифровых СМИ и интернета оно получило гораздо более широкое распространение. По отношению к информационной войне отдельные государства используют всеобъемлющий подход, предполагающий минимальные ограничения. В 2011 г. в концептуальном документе о сфере деятельности в информационном пространстве Министерство обороны России определило информационную войну как проведение психологических кампаний против населения определенной страны с целью дестабилизации как общества, так и правительства. За последние два десятилетия возможности России в проведении информационной войны существенно возросли за счет более широкого присутствия СМИ, социальных сетей и киберсредств. Эти изменения значительно увеличили возможности информационной войны создавать угрозу национальной безопасности.
Так же, как и информационная война, экономические инструменты для оказания влияния на другие государства использовались столетиями, но возросшая взаимосвязь государств, вызванная процессом глобализации, в сочетании с экономической цифровой уязвимостью превращают эти инструменты в гораздо более серьезную угрозу, чем раньше. Есть убедительные основания для того, чтобы предположить, что Россия использует экономические инструменты для манипулирования другими государствами в собственных национальных интересах. В опубликованном в 2016 г. докладе Центра стратегических и международных исследований говорится о соотношении между уровнем российского экономического присутствия в определенной стране и деградацией в этой стране демократических ценностей и стандартов. Аналогичным образом, похищение китайцами промышленных секретов и интеллектуальной собственности используется для повышения конкурентоспособности китайских компаний, нанося при этом ущерб иностранным компаниям, о чем говорится в докладе Mind Point Group, опубликованном в 2014 г. Экономические средства также имеют двусмысленный характер в плане того, как они вписываются в широкий спектр понятия конфликта, поскольку в то время как роль некоторых экономических шагов, таких как повышения тарифов, в эскалации вполне понятна, роль других шагов, таких как рост экономического влияния, нет.
Главный вопрос сейчас в том, как невоенные средства меняют природу времени и скорости развития конфликта. В военном конфликте, как правило, есть четко определенное начало враждебных действий, обычно характеризуемое отрытым применением смертоносной силы. Ему предшествует период накопления военной мощи в определенном месте, которое может служить предупреждением о готовящейся агрессии. У невоенных средств совершенно другие временные рамки проведения операций и их последствий. Прежде чем будут достигнуты определенные результаты, информационные операции могут длиться месяцами или даже годами. Кибератаки, напротив, могут за считанные минуты вызвать катастрофические последствия, и проводятся они без предупреждения. Этот широкий диапазон хронологических факторов должен приниматься во внимание при выработке будущих подходов к сдерживанию.
При выработке будущей политики сдерживания необходимо пересмотреть несколько аспектов военного сдерживания. Во-первых, в военном сдерживании спектр конфликта рассматривается как линейное понятие, где использование силы происходит вдоль известной шкалы. Во-вторых, эта шкала предполагает, что стороны хорошо понимают механизм использования специфичных военных инструментов и последствия такого использования. Такое понимание подкрепляется оценкой соперниками соотношения сил, что, как правило, сводится к чисто военным возможностям. И наконец, теория военного сдерживания не принимает во внимание последствия применения невоенных инструментов при развязывании войны.
Линейный спектр конфликта является одним из хорошо известных наследий «холодной войны». В 1965 г. теоретик Герман Кан для описания рамок эскалации конфликта использовал сравнение с лестницей. Схема состоит из линейного расположения уровней кризиса и соответствующих уровней риска. Субъекты двигаются вверх или вниз по этой «лестнице», совершая действия, которые, соответственно, увеличивают или снижают уровень угрозы, исходящей от противника. Эта концепция применялась для сценариев «холодной войны», в частности, для сценариев конфликта между США и Советским Союзом.
Для определения цены, которую придется заплатить за конкретное действие, использовался метод соотношения сил, при этом каждое государство могло относительно легко дать количественную оценку своим сильным и слабым сторонам. Невоенные инструменты, однако, не поддаются количественной оценке, и поэтому потенциальные последствия использования этих инструментов гораздо более абстрактны. Существуют также общепринятые рамки потенциальных затрат на эскалацию военного конфликта и реакции противника на такую эскалацию. Но для случая применения невоенных средств таких рамок нет. Все это усложняет подсчет сдерживающего эффекта невоенных инструментов.
Хотя по вопросам использования военных, кибернетических, информационных и экономических инструментов есть масса литературы, когда речь заходит о сдерживании, каждая из этих сфер рассматривается изолированно. Осмысление сдерживания склонно основное внимание уделять ответным мерам в той же самой среде, в какой произошло нападение, например, военный ответ на военную провокацию, не рассматривая эти действия в более широком контексте поведения и намерений противника. Для выработки эффективной политики сдерживания требуется максимально комплексный подход к вопросу сдерживания, который бы охватывал все военные и невоенные сферы и признавал изменившуюся природу конфликтов.
Сдерживание на уровне государств
Чтобы теория была полезна практическим работникам, она должна обеспечивать последовательный подход к сложной проблеме с многочисленными факторами и переменными. Перемены в обстановке безопасности, включая взаимозависимое использование военных и невоенных средств наряду с широким спектром временных рамок, когда противники используют элемент недоказуемости и говорят «мы этого не делали», сделали природу сдерживания более сложной. Существующие теории сдерживания и соответствующие научные наработки не отражают в нужной мере эти изменения. Для описания обновленной концепции, которая учитывает эти изменившиеся условия, я предлагаю использовать понятие нелинейного сдерживания. Нелинейное сдерживание состоит из трех элементов. Первый элемент – понимание обстановки – основывается на пяти принципах, которые относятся к поведению противника, появляющимся новым инструментам воздействия, и к последствиям, которые эти два обстоятельства будут иметь для концепций войны и мира. Второй элемент – визуализация обстановки. В Таблице 1 (вверху) изображены взаимодействие военных и невоенных средств и соответствующие риски для национальной безопасности. Третий элемент концепции – подходы к сдерживанию; практические применения, которые будут двигать вперед развитие политики сдерживания.
Первый компонент нелинейного сдерживания – это понимание обстановки. Он состоит из пяти принципов, которые представляют собой слияние современной научной мысли, включающей семь гипотез о серых зонах Майкла Мазарра (агрессия насильственного характера, но все же ниже уровня конвенционального военного конфликта); традиционного понимания сдерживания такими теоретиками как Лоренс Фридман, Джон Мейершаймер, Александр Джордж и Ричард Смоук; и идей, отражающих тенденции в обстановке. Первый принцип заключается в понимании агрессора. Теоретик Анрэ Бюфрэ кратко изложил это следующим образом: «Доктрины противника должны выступать мерилом при выработке политики сдерживания». Как Россия, так и Китай опубликовали свои концепции современной войны, в которые включено использование невоенных средств. Российские военные теоретики первыми выдвинули идею «нового поколения» войны в 2013 г. в журнале «Военная мысль». Авторы, С.Г. Чекинов и С.А. Богданов, описали концепцию, которая включает использование невоенных и военных инструментов, мишенями которых будут вооруженные силы и население противника. На самом деле, российские теоретики высказали идею о том, что именно невоенные средства могут быть доминирующим фактором, определяющим исход конфликта.
Вторым принципом в понимании обстановки является осознание возросшей угрозы, которую невоенные средства представляют для национальной безопасности. Как и в случае с первым принципом, это определенно та концепция, которой придерживаются отдельные страны. Есть многочисленные примеры того, как кибератаки, информационная война и экономические средства использовались для нанесения ущерба другим странам. Сегодня эти инструменты представляют для национальной безопасности такую же угрозу, как и военные средства. Кроме того, у них нет географических ограничений или временных рамок, которые есть у военных инструментов, и поэтому их применение требует другого уровня мышления.
Третий принцип состоит в возросшем желании использовать именно невоенные средства, оставляя военные на втором плане. Частично это является причиной, почему некоторые страны применяют эти инструменты для поддержки методов, описанных в первом принципе. Невоенные действия, особенно кибератаки и информационная война, характеризуются трудностями с определением страны-агрессора, и поэтому государства могут свободно прибегать к ним при минимальном риске наказания. Договоров, соглашений и правовых норм, регулирующих использование невоенных инструментов, гораздо меньше, если они вообще есть, и поэтому законодательно оформленных оснований для ответных мер не так уж много. Более того, нет какой-то установленной шкалы поведения, которая бы определяла степень тяжести конкретных невоенных действий. Все эти факторы играют на руку странам, пытающихся достичь своих целей.
Четвертый принцип – признание того факта, что некоторые государства прибегают к постепенному подходу, используя целую серию незначительных действий для того, чтобы достичь результата в долгосрочной перспективе и избежать открытого конфликта. Томас Шеллинг во времена «холодной войны» дал этой концепции название «нарезание салями», а позднее Мазарр описал ее как «поэтапность». В этом процессе государство предпринимает серию действий, которые не вызывают сами по себе эскалацию напряженности между странами. Тем не менее, в сумме все эти действия создают новый статус-кво, выгодный для агрессора. При таком подходе, чтобы понять более широкий контекст и намерения, необходим взаимосвязанный взгляд на военные и невоенные действия на протяжении определенного периода времени.
Пятый принцип заключается в том, чтобы перестать мыслить строго категориями войны и мира. Вместо этого следует признать, что граница между этими двумя понятиями теперь размыта и более не является четкой и ясной. Такое состояние дел ставит правительства в невыгодное положение, поскольку традиционно они привыкли мыслить этими двумя категориями и делить свои инструменты на строго военные и мирные. И напротив, это состояние, которое Лукас Келло в своей книге «Виртуальное оружие» описал словом «немир», идет на пользу агрессору, позволяя ему максимально использовать невоенные средства и применять поэтапный подход.
Визуализация обстановки
Вторая часть нелинейного сдерживания – визуализация обстановки. Способность видеть и понимать связь между использованием военных и невоенных инструментов на протяжении какого-то времени чрезвычайно важна для понимания того, как деятельность противника угрожает национальным интересам. Она способствует выработке четкой политики и действий по сдерживанию дальнейшей агрессии и помогает предвидеть возможные сферы, которые могут вызывать озабоченность. Для представления нелинейной визуальной модели необходимо рассмотреть графические изображения спектра прошлого, нынешнего и эволюционирующего конфликта и понять, как различные средства в них вписываются.
Прошлые концепции имели форму подвижной шкалы и основное внимание уделяли использованию военной силы, а невоенные средства при этом были вспомогательным компонентом военных средств (см. выше Рисунок 1). Это отражало идею о том, что военные действия имеют четко определенную иерархию эскалации с четкими отличительными характеристиками и что невоенные средства имеют плохо обозначенную поддерживающую роль и едва ли представляют собой угрозу.
Мы сейчас признаем, что невоенные средства представляют большую угрозу национальной безопасности, а в будущем, возможно, будут представлять такаю же угрозу, как и военные инструменты. Тем не менее, эти сферы часто рассматриваются изолированно, и к ним применяется теоретическая шкала потенциальной эскалации (см. Рисунок 2). Это является отражением нынешнего пристального внимания к сдерживанию нападений в каждой конкретной сфере без понимания того, как действия в каждой из этих сфер в сумме вносят свой вклад в ухудшение обстановки в сфере безопасности.
Модель эволюционирующей концепции уходит в сторону от шкалы эскалации, поскольку необходимость в этой шкале снижается из-за того, что противостоящие стороны ищут способы обойти установленные нормы. В этой модели военные и невоенные средства представлены как равные в их способности представлять угрозу национальным интересам и национальной безопасности. Пороги для использования военной силы определены, а пороги для невоенных средств также будут приниматься во внимание, если они будут четко определены (см. выше Рисунок 3). Однако, военная и невоенная категории не могут рассматриваться изолированно друг от друга. Разделительные линии в этой модели отражают идею о том, что каждая сфера является четко определенной и обособленной; такая же концепция описана на Рисунке 2 с использованием параллельных линий.
Визуализация обстановки через нелинейное сдерживание указывает, на то, что военные и невоенные средства представляют угрозу в равной степени, а также на их взаимозависимость, демонстрируя возросший суммарный риск для национальных интересов и национальной безопасности. Эта модель разработана для того, чтобы продемонстрировать, как действия в одной сфере связаны с действиями в другой, например, как использование военной силы может повлиять на экономику. Эта модель также показывает, как потенциальные пороговые линии могут применяться больше чем в одной сфере. Для того, чтобы проиллюстрировать эти концепции, показаны действия в Украине и вокруг нее в период с апреля по ноябрь 2018 г. На схеме указано, как действия в различных сферах связаны между собой и как они вплотную подходят к границам допустимого поведения (см. на следующей странице Рисунок 4). Этот пример изображает государство, действующее в конкретном географическом районе против другого государства. Для того, чтобы выявить связи и риски, эта модель может быть расширена и изображать государство, действующее по всему миру в течение более длительного периода времени или же сосредоточенное на меньшем географическом регионе и меньшем отрезке времени.
Визуализация обстановки является ключевым элементом концепции нелинейного сдерживания. Она включает и характеризует принципы «понимания обстановки» в графическом формате, что создает условия для применения принципов «сдерживающих подходов». Эта модель также адаптивна. Она разработана таким образом, чтобы могла включать новые появляющиеся концепции сдерживания и терминологию, чтобы отражать меняющуюся природу конфликтов и ту роль, которую в этой обстановке играют различные инструменты.
Сдерживающие подходы
Первый принцип сдерживающих подходов заключается в необходимости снизить двусмысленность относительно источника нападения. Эта двусмысленность является основным фактором, позволяющим сопернику создавать стратегии нападения. Уменьшение двусмысленности значительно снизит возможности нападающей стороны достичь своих целей. Чтобы это сделать, необходимо установить четкие параметры и нормы поведения и наказания для нарушителей. Как указывает Томас Шеллинг в работе «Стратегия конфликта», в борьбе с поэтапной угрозой срыв отдельных действий противника является более эффективным, чем борьба с его общими целями. Применяя этот метод, государства могут шаг за шагом срывать планы агрессора, прежде чем ситуация необратимо изменится в пользу агрессора.
Один из способов разработки параметров – это установление четких «красных линий» для действий, угрожающих национальным интересам, что определенно бросит вызов поведению агрессора. «Красная линия» определяется как заявленная позиция субъекта, где он заявляет, что предпримет ответные действия, если другой субъект предпримет агрессивные действия против этой позиции. Одним из примеров является Статья 5 Устава НАТО, которая гласит, что вооруженное нападение на одного из членов альянса вызовет ответ всех членов альянса. Тем не менее, «красным линиям» присущи некоторые слабые стороны. В своей работе «Красные линии и свершившийся факт в межгосударственном принуждении и конфликте» Дэвид Олтман отмечает, что «красные линии» произвольны и могут быть неточными, неполными и неподдающимися проверке. Статья 5 Устава НАТО имеет отдельные уязвимые места. В 2014 г. страны-члены НАТО договорились, что кибератака отвечает критериям нападения в соответствии со Статьей 5. Это шаг имел смысл, учитывая повысившийся уровень киберугроз, но при этом он также демонстрирует некоторые уязвимости «красных линий». Однако, эта позиция неточна и неполна, поскольку альянс четко не определил, что является кибератакой. Также трудно определить источник нападения, и одно из преимуществ кибернападения в том, что нападающая сторона будет все отрицать. И наконец, за те годы, что прошли после принятия НАТО этой позиции, имели место многочисленные кибератаки на членов альянса, и за ними не следовали конкретные ответные меры или введение в силу Статьи 5. Чтобы быть эффективными, «красные линии» должны быть четко обозначены, сопровождаться реальной угрозой и, что наиболее важно, при их нарушении должны обязательно следовать ответные меры.
Еще одним методом является установление юридических рамок допустимого поведения путем заключения договоров, международных соглашений и проведением национальной политики. Одна из фундаментальных проблем с невоенными средствами заключается в отсутствии таких рамок, что позволяет противнику довольно эффективно использовать эти средства. Идея договора, регулирующего деятельность в кибернетической сфере, не нова. Национальные правительства, международные организации и частные корпорации призывают к выработке своего рода «женевской конвенции», которая бы регулировала использование инструментов кибернетической сферы. В связи с этим возникает несколько проблем. Одна из них – трудно убедить сильных соперников принять важные стандарты поведения, особенно в ситуации, когда в интересах многих из них именно не принимать эти стандарты. Другая проблема в том, что некоторые государства не будут соблюдать условия подписанного ими договора. И наконец, поскольку один из главных вопросов при использовании невоенных средств состоит в определении источника нападения, нарушение договора конкретной страной доказать будет очень трудно. Тем не менее, даже при наличии всех этих недостатков, все же имеет смысл работать над заключением таких соглашений. Кроме того, государства могут установить свои собственные национальные стандарты поведения и допустимые «пороги», при пересечении которых последует возмездие. Это умерит пыл тех, что захочет совершить кибератаку, источник которой будет трудно отследить. Здесь уже может быть применима шкала эскалации наподобие шкалы эскалации при военных действиях.
Второй принцип сдерживающих подходов состоит в том, чтобы выйти за пределы действий, относящихся только к какой-то одной сфере. Во многих случаях государства предпринимают ответные действия или проявляют свою позицию в той же самой сфере, в какой была совершена агрессия. Например, США выстраивают более мощную оборону против киберугроз путем расширения своих операций в киберпространстве. НАТО нарастила военную мощь в ответ на возросшую военную агрессивность России. Для большей эффективности государствам необходимо разработать законодательно оформленную стратегию, которая бы для наиболее рационального ответа на агрессивные действия противника интегрировала использование набора инструментов из всех сфер.
Третий принцип сдерживающих подходов состоит в необходимости принять во внимание ключевые аспекты теории сдерживания. Основной из этих аспектов отвечает на вопросы о том, кого, что и когда сдерживать, а также на фундаментальный вопрос о том, какие действия стоит сдерживать. Эти требования закладывают основу стратегии сдерживания и позволяют политическим руководителям рассматривать угрозы в контексте национальных интересов с тем, чтобы четко определить приоритетность распределения усилий и ресурсов.
Также применимы к нынешней обстановке три требования к сдерживанию, описанные Шеллингом в его работе «Оружие и влияние». Первое требование состоит в том, чтобы определить источник агрессии; государство должно быть в состоянии безошибочно назвать агрессора. Второе требование – послать сигнал; государство посылает агрессору четкое уведомление о своих намерениях. И третье требование – убедительность; у государства действительно имеются действенные возможности для ответа агрессору, которые оно на самом деле готово применить. В контексте невоенных средств с каждым из этих требований могут возникнуть проблемы. Ведение войны на кибернетическом и информационном пространстве оптимально тогда, когда невозможно определить источник агрессии. Даже экономические средства, которые обычно носят открытый характер, могут вызывать двусмысленность относительно их действительных намерений. Более того, демонстрация возможностей ответных действий для пущей убедительности часто может обернуться снижением этих возможностей, поскольку противник может быстро разработать контрмеры.
Следующий аспект – это баланс между сдерживанием путем создания препятствий и сдерживанием путем угрозы наказания. Оба эти метода дееспособны, но сдерживание путем угрозы наказания часто более эффективно при сдерживании использования невоенных средств. Для этого есть несколько причин. Во-первых, очень трудно создать для противника условия, при которых его нападение станет невозможным. Во многих странах построены свободные и открытые общества с присущим им беспрепятственным доступом к киберпространству и СМИ. Ограничение этих свобод будет идти вразрез с этими принципами. Во-вторых, оборонительные усилия против невоенной агрессии не настолько эффективны, чтобы отнять у противника возможность достичь поставленной им цели. В-третьих, трудно предотвратить доступ агрессора к невоенным инструментам, поскольку они обычно дешевы, широко распространены и используются как в военной, так и в гражданской сферах. По мере того, как условия меняются и технологии совершенствуются, в будущем возможен сдвиг в сторону сдерживания путем создания препятствий, но пока что угроза возмездия предоставляет больше возможностей сдерживания.
При сдерживании путем наказания применимы концепции контрсилы и выбора объектов нанесения встречного удара. Эти методы допускают выборочное применение невоенных инструментов для того, чтобы напавший противник заплатил высокую цену. Макс Смитс недавно описал эту концепцию использования киберинструментов в своей работе «Стратегическое обещание наступательных киберопераций». Он указывает, что этот подход уже использовался во многих случаях, даже если чисто формально он назывался по-другому. Этот же самый подход может быть применим и к экономическим инструментам, где некоторые действия нацелены на конкретные возможности, в то время как другие нацелены на более широкие области.
Заключение
Природа конфликта меняется. Государства все чаще прибегают к использованию невоенных средств для достижения своих целей, по ходу меняя концепцию эскалации конфликта. Это взаимозависимое использование военных и невоенных средств привело к размыванию границы между войной и миром. Эти факторы создали условия, при которых противостоящие стороны в своих целях используют недоказуемость своих нападений и отсутствие международных норм поведения, угрожая государствам такими действиями, которые раньше было трудно представить. Для обеспечения своих интересов в будущем государства должны адаптировать свое понимание сдерживания к новым условиям.
Нелинейное сдерживание предполагает осмысление сдерживания, которое поможет в понимании современной обстановки безопасности. Это слияние прошлого и нынешнего осмысления, а также идей, порожденных недавно принятой доктриной противника и его поведением. Это также отправная точка для дальнейших дискуссий и дополнительных усилий в разработке межгосударственного сдерживания, которое можно применить при формулировании национальной политики.
Комментарии закрыты.