Фактор иностранных боевиков

Как террористические группировки оказывают влияние на Северном Кавказе

Дарья Николсон

Bсентябре 2014 г. Совет безопасности ООН единогласно одобрил Резолюцию №2178 относительно «серьезной и всё возрастающей» угрозы со стороны иностранных боевиков-террористов (ИБТ). Им дается следующее определение: «люди, уезжающие в государство, отличное от государства их проживания или гражданства, в целях осуществления, планирования, подготовки или участия в террористических актах или в целях проведения или получения подготовки к террористическим действиям, включая подготовку, связанную с вооруженным конфликтом». ИБТ оказывают влияние на динамику конфликта – на неуступчивость сторон конфликта, продолжительность и интенсивность конфликта; более того, они представляют угрозу «государствам, гражданами которых они являются, транзитным странам и странам конечного назначения, а также зонам, соседствующим с районом конфликта, где действуют эти боевики», – указывается в резолюции.

С момента начала гражданской войны в Сирии и особенно после провозглашения «Исламским государством (ИГ)» т.н. «халифата» в июне 2014 г. тысячи вдохновленных боевиков из различных регионов мира уехали в Ирак и в Сирию, чтобы присоединиться к ИГ или другим насильственным экстремистским группировкам. Об этом сообщает статья «Иностранные боевики-террористы – тенденции и динамика», автором которой является организация «Глобальная коалиция». В декабре 2015 г. организация Soufan Group указала, что количество иностранных боевиков из более чем 100 стран в Сирии достигло примерно 30 тыс. В том году больше всего ИБТ было из трех стран – Туниса (6 тыс.), Саудовской Аравии (2,5 тыс.) и России (2,3 тыс.), в то время как общее количество боевиков из всех бывших советских республик насчитывало примерно 4,7 тыс. человек. В октябре 2015 г. российский президент Владимир Путин заявил, что от 5 тыс. до 7 тыс. боевиков из России и других республик бывшего Советского Союза уехали в Сирию, чтобы присоединиться к ИГ. Большинство этих боевиков было с Северного Кавказа (Чечня и Дагестан), другие же были из Азербайджана и Грузии, а также из Средней Азии – Казахстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана. Всех их объединяло не только знание русского языка, но также и недовольство, оставшееся после советского вторжения в Афганистан и постсоветских конфликтов. Феномен ИБТ с Северного Кавказа затрагивает сферу безопасности на Северном Кавказе, в Российской Федерации и во всем мире.

Сегодня количество ИБТ в Сирии и Ираке снизилось из-за поражений в боевых действиях и уменьшения притока иностранных боевиков в зону конфликта. По данным Интерпола, в 2016 г. в регионе было примерно 15 тыс. ИБТ. Помимо прочих факторов, в качестве причин снижения количества ИБТ называют более строгий контроль, введенный государствами-членами ООН, военное давление и снижение финансовых возможностей ИГ. Потеря территорий и доходов привела к большему количеству случаев дезертирства, к трудностям в вербовке и к росту внутренней коррупции и краж. У ИБТ низкий боевой дух, о чем говорит Пол Вуд в своей статье в журнале «The Spectator» в январе 2016 г. Многие из боевиков «пакуются и готовятся дезертировать». На снижение числа ИБТ влияет не только ограниченный приток боевиков, но и обратный процесс – отток боевиков домой или в третьи страны. Предполагается, что к декабрю 2016 г. примерно 30% европейских ИБТ вернулись в свои родные страны, как указывает Таня Мехра в своем исследовании для Международного центра по борьбе с терроризмом, опубликованном в декабре 2016 г.

Таким образом, относительно высокое число ИБТ с Северного Кавказа, участвующих в конфликте, вызывает озабоченность. Вернутся ли эти ИБТ домой с мирными целями или со злостными намерениями? Останутся ли они в зоне конфликта и, возможно, присоединятся к какой-то другой террористической организации, учитывая возросшее давление на ИГ, или они переедут в третью страну, где будут участвовать в другом конфликте? Специалисты по вопросам терроризма Колин Кларк и Амарнат Амариасингхам рассматривают несколько вариантов в своей статье, опубликованной в марте 2017 г. в журнале «The Atlantic»: наиболее стойкие и закаленные в боях ИБТ «Исламского государства» могут остаться в Сирии и Ираке или могут присоединиться к сопротивлению в подполье «ИГИЛ-2.0», которое может со временем перерасти в тайную террористическую организацию. Другие могут отойти от своей клятвы на верность этой организации и со временем начать искать сближения с Аль-Каидой. Остальные же ИБТ, которым закрыт въезд в свои родные страны – независимые или «свободные агенты» – могут образовать «когорту джихадистов без государства» и уехать в третьи страны. И наконец ИБТ, возвращающиеся в свои родные страны, могут принадлежать к категориям «разочаровавшихся», «в пассивном статусе, но не разочаровавшихся» и «в активном оперативном статусе».

ИБТ с Северного Кавказа представляют собой непримиримую оппозицию сирийскому правительству. Большинство из них находятся в рядах ИГ, некоторые являются членами аль-Нусра, остальные же примкнули к другим многочисленным группировкам. У многих ИБТ с Северного Кавказа уже имеется предыдущий боевой опыт – возможно, в Афганистане, Грузии, Чечне или Дагестане – и у них репутация яростных бойцов. На самом деле, чеченские боевики (и боевики с Северного Кавказа в целом) считаются элитными бойцами, достойными уважения, как указывает Джоэнна Паращук в своем блоге «От Чечни до Сирии».

Учитывая огромное количество вовлеченных людей, а также историю конфликта в регионе, ИБТ с Северного Кавказа, скорее всего, будут представлять долгосрочную угрозу безопасности. Также важно изучить их мотивы участия в войне, группировки и организации, на стороне которых они воюют, степень влияния, которую на них оказывает про-джихадистская пропаганда, а также дополнительные характеристики, такие как предыдущий боевой опыт и связи с другими террористическими организациями.

Мотивы участия в войне в Сирии

Мотивы у ИБТ с Северного Кавказа различные, также, как и у боевиков, приехавших из других регионов мира. Однако, в качестве важной мотивации именно для этой группы боевиков, как отмечает Игорь Шлапентох в своей статье в «Middle East Insights» в феврале 2015 г., выступает тот факт, что Сирия предоставляет альтернативное поле боя для борьбы с российским государством. Конфликт на Северном Кавказе, и особенно в Чечне, имеет долгую историю и вращается вокруг вопроса о предоставлении независимости от России. Следы этой борьбы можно найти в России имперского периода, а современная история знает две кровавых российско-чеченских войны, а также нестабильность в регионе. Затянувшееся состояние конфликта (как и официальные попытки его нормализовать) привели к серьезным социальным проблемам и оставили после себя огромный след недовольства. Именно это и является подпиткой сопротивления на Северном Кавказе – для боевиков и экстремистов. Тем не менее, способность повстанцев продолжать боевые действия стала чрезвычайно ограниченной. В Чечне это произошло благодаря прокремлевскому правительству во главе с бывшим повстанцем Рамзаном Кадыровым. Невозможность продолжать войну на Северном Кавказе в сочетании с московской поддержкой режима Ассада служит побудительным фактором для присоединения к войне в Сирии.

Религиозные соображения также являются мощным мотивационным фактором, как пишет в 2014 г. Эмиль Сулейманов в своем исследовании для издания «Middle East Journal». Также, как и во время чечено-дагестанского-ингушского сопротивления, когда религия была главным фактором, привлекавших в Чечню иностранных боевиков, религия используется в качестве объединяющей силы выходцами с Северного Кавказа, воюющими в Сирии. Как считает Шлапентох, многие молодые люди присоединились к сирийскому джихаду, поскольку они рассматривали режим Ассада, принадлежащий к алавитскому направлению (неортодоксальная секта шиитского ислама) не как истинное мусульманское правление, а также потому, что сирийский режим считался ключевым союзником России на Ближнем Востоке. Сулейманов идет еще дальше, объясняя, что это не только возможность для джихада, на также и обязанность каждого русскоговорящего мусульманина присоединиться к своим угнетаемым братьям в Сирии. Большинство ИБТ с Северного Кавказа являются салафистами. Другие выражают солидарность с суннитами в ответ на пропагандистские материалы, изображающие мусульман-суннитов жертвами ранений, пыток и убийств со стороны «неверного» режима алавитов. Таким образом, поле боя в Сирии представляет ИБТ с Северного Кавказа возможность воевать против российского правительства и его интересов, а также против врагов ислама во всём мире.

Более того, участвуя в гражданской войне в Сирии, неопытные ИБТ приобретают боевой опыт и устанавливают связи, которые позволяют им принимать участие в подрывной или террористической деятельности после возвращения домой. Кроме того, участие в конфликте может предложить им возможность перестройки своего самосознания, когда они покидают обстановку бедности и безработицы и вступают в ряды «братьев по оружию», чтобы бороться за «благородную» цель.

Поток боевиков с Северного Кавказа можно разделить на две волны, пишет Жан-Франсуа Рателл в 2016 г. в своем исследовании для «Caucasus Survey». Первая волна боевиков прибыла в Сирию в 2011-2013 гг., поскольку они не могли бороться дома, а вторая волна прибыла в 2014-2017 гг., поскольку эти боевики открыто решили не воевать на Северном Кавказе, а «присоединиться к международному джихадистскому фронту». Конкуренция между Imarat Kavkaz (Кавказский эмират, или КЭ) и ИГ в какой-то степени определило рассредоточение северокавказских ИБТ по линиям фронта. Медленное сокращение численности КЭ высвободило место для ИГ на Северном Кавказе, что также в определенной степени может объяснить эту динамику.

В записи в своем блоге «От Чечни до Сирии» в июле 2016 г. Паращук указывает, что первая группа северокавказцев (примерно 15-17 человек) стала вести активные действия в Сирии где-то в 2012 г. На протяжении всего конфликта количество боевиков из Северного Кавказа, а также из других частей России и стран бывшего Советского Союза возросло до 5-7 тыс. Мы уже обсудили, почему они воевали, но за какие именно группировки они воевали? Обычно боевиков можно классифицировать как воюющих на стороне ИГ или на стороне аль-Нусра (т.е. Аль-Каиды). Однако, динамика здесь сложная; на протяжении конфликта отдельные группировки вступали в союзные отношения то с одними, то с другими в зависимости от динамики отношений между этими группировками, событий внутри КЭ и изменяющихся отношений между ИГ и аль-Нусра, хотя большинство северокавказских боевиков воевали на стороне ИГ, поддавшись на очень эффективную пропаганду.

Влияние на безопасность

Помимо прочих причин, количество ИБТ, отправляющихся в Сирию, сократилось из-за усилившегося контроля на границах и из-за большого количества убитых и раненых среди боевиков. Боевики, приехавшие в Сирию и Ирак в начале конфликта, в большинстве своем не могут вернуться на Северный Кавказ, чтобы воевать против российского правительства. Как правило, это боевики с боевым опытом, которые хорошо известны российским властям. Эти боевики проложили путь другим, образовав «независимые» группировки, как это сделали Абдул Хаким Шишани и Муслим Шишани, группировки, относящиеся к КЭ или те, которые позднее откололись и приспособились к конкуренции между ИГ и аль-Нусра.

Независимо от того, к кому они присоединились, эти боевики могут представлять серьезную угрозу безопасности не только России, но и соседним странам и будущим зонам конфликта. Обретенное и отточенное боевое мастерство, полученное обучение, созданные сети контактов и завоеванная репутация дает дополнительные очки их «ценности как угрозы» и, следовательно, их способности вербовать новых боевиков. Более того, возможно, возникло новое опасное направление на полях сражения в Сирии с появлением «Мальхама Тактикал», частной джихадистской военной компании-контрактора, которая обеспечивает обучение и консультативную помощь на поле боя для боевиков аль-Нусра. У некоторых независимых группировок более сильная политическая программа, которая может усилить желание боевиков вернуться, что создаст еще большую угрозу для Кавказа. Влияние войны в Сирии и особенно идеологическое проникновение ИГ на Северный Кавказ представляет собой растущую угрозу, несмотря на внушительное присутствие сил безопасности в регионе.

Нестабильность на Северном Кавказе

В борьбе против повстанцев и террористов на Северном Кавказе принимают участие три основных субъекта: силовики (силы безопасности/правоохранительные органы), боевики – также известные под названием «лесные», поскольку прячутся в лесах, и переговорщики между правоохранительными органами и боевиками. Последние являются своего рода миротворцами, которые «приводят людей из леса» и проводят переговоры между полицией и боевиками. Как пишет Елена Милашина в российской «Новой газете», именно таким образом власти узнают, кто уехал из России воевать в Сирию. Более того, «их не беспокоят те, кто уехал; их беспокоят те, кто может вернуться».

Трудно найти данные официальной статистики относительно числа вернувшихся боевиков или числа террористических заговоров или нападений, совершенных боевиками, находящимися на стороне ИГ. Согласно имеющимся оценкам, 15-20% боевиков (общим количеством в 889 человек) вернулись на Северный Кавказ в 2015 г. В открытых источниках не так уж много информации об антитеррористических мероприятиях, проводимых операциях и достигнутом прогрессе. По словам Александра Бортникова, директора российской Федеральной службы безопасности, в 2015 г. было успешно пресечено 30 попыток террористических нападений, и 770 «бандитов» и их пособников были преданы суду. В 2016 г. удалось пресечь 42 нападения. Среди осужденных были обвиняемые в финансировании террористов, вербовке новых членов и выезде из страны с целью участия в боевых действиях за границей.

В соответствии с данными вебсайта «Кавказский узел», который предоставляет хронологию событий на Северном Кавказе, военные столкновения между силовиками и боевиками стали более интенсивными. В 2016 г. было отмечено 84 вооруженных столкновения, 23 взрыва, семь террористических нападений и 287 жертв. Для сравнения, в 2015 г. имело место 87 вооруженных столкновений, 11 взрывов, шесть террористических нападений и 258 жертв. Эффективность нападений боевиков также повысилась. В 2015 г. на каждые 10 убитых силовиков боевики теряли 35 своих людей. А в 2016 г. боевики во время нападений теряли уже только 17 человек на 10 убитых силовиков. Промахи силовиков и возвращение боевиков из Сирии внесли свой вклад в эскалацию напряженности в Чечне. В результате вооруженных столкновений и антитеррористических операций (АТО) в 2016 г. было убито 162 боевика (включая 22 главаря «бандитского» подполья) и четверо боевиков были ранены. Эти показатели снижались за последние три года. Так, в 2015 г. было убито 174 боевика, а в 2014 г. 249 боевиков. В начале 2017 г. 17 боевиков было убито в Чечне и восемь в Дагестане. Потери правоохранительных органов в 2016 г. составляли 97 человек (32 убиты и 65 ранены), что почти в два раза больше, чем в 2015 г. (49 человек). С 2015 г. только в Чечне было совершено по крайней мере 10 нападений на силовиков (три в 2017 г., четыре в 2016 г. и три в 2015 г.).

Нападения боевиков происходят во всех регионах Северного Кавказа – в Ингушетии, Кабардино-Балкарии и Дагестане – и все чаще ответственность за них берет на себя ИГ. В августе 2016 г. ИГ обнародовало видеозапись, призывающую к джихаду в России; однако, чеченский лидер Кадыров не воспринял это всерьез, заявив, что у боевиков ИГ нет ни нужного влияния, ни возможностей. Тем не менее, еще в 2015 г. ИГ взяло на себя ответственность за первые нападения на Северном Кавказе – нападение на казармы российских военных и перестрелку в Дербенте. Некоторые из нападавших были боевиками, вернувшимися из Сирии. В 2016 г. было еще пять нападений в Дагестане и одно в Чечне, которые увязывают с ИГ, а в 2017 г. было по крайней мере четыре нападения с участием ИГ, включая нападение на пост Национальной гвардии в конце марта и два столкновения с джихадистами в Чечне. Нападение, имевшее место в марте 2017 г., может быть увязано с видеозаписью, помещенной на YouTube несколькими днями ранее “Советом военного джамаата Ичкерии». По утверждениям, на этой пленке были изображены вернувшиеся боевики, которые были членами Джаиш аль-Мухаджерин валь-Ансар (ДМА), одной из руководимой чеченцами вооруженных группировок в Сирии. Об этом сообщается на вебсайте «Дагестан», принадлежащем российскому агентству новостей РИА Новости.

Террористический акт в Санкт-Петербурге – взрыв в метро, в результате которого погибли 16 человек и ранено 102 – был первым нападением такого масштаба с 2013 г. По сообщениям, подозреваемый террорист-смертник был этническим узбеком, родившимся в Кыргызской Республике. Он получил российское гражданство в 2011 г. и жил и работал в Санкт-Петербурге. По сообщениям российской медиа-группы РБС, он был депортирован из Турции в декабре 2016 г. «Катиба аль-Имам Шамиль», связанная с Аль-Каидой группировка в Сирии, взяла на себя ответственность за это нападение, как сообщает Разведывательная группа SITE. Непосредственный исполнитель теракта, возможно, был связан с одним из лидеров КЭ в Кабардино-Балкарии, который, по данным российского Национального антитеррористического комитета, был уничтожен вместе в четырьмя другими видными фигурам во время АТО в Санкт-Петербурге в августе 2016 г.

Однако, нападения, ответственность за которые берет на себя ИГ, не обязательно были совершены боевиками, вернувшимися из Сирии и Ирака. ИГ распространило свое влияние на Северный Кавказ, и многие молодые люди под воздействием пропаганды ИГ и тяжелых условий в регионе прошли процесс радикализации и без поездки на Ближний Восток для участия в боевых действиях. Термин «боевики» не делает различия в принадлежности той или иной группировке (КЭ, ИГ или другой) и используется как синоним слова «террорист». КЭ уже почти не существует благодаря антитеррористическим операциям, проведенных в 2016 г. правительственными войсками, и ИГ встало на ее место. Как минимум одно нападение в Чечне можно увязать с боевиками, вернувшимися из Сирии и бывшими членами ДМА, и еще одно нападение в Дагестане, которое было cвязано с боевиком, вернувшимся из Сирии.

Коллективная ответственность

За последние три года российское законодательство в области борьбы с терроризмом и общественной безопасности было дополнено «законами Яровой». Они расширили понятия преступлений, относящихся к терроризму и включили уголовную ответственность за несообщение о преступлении, относящемуся к терроризму, и за совершение актов международного терроризма. Более того, они определяют правила хранения данных для провайдеров телефонных услуг и интернета и запрещают экстремистскую деятельность. Предусматривается наказание вплоть до пожизненного заключения. Некоторые положения законов обсуждаются на предмет соответствия Конституции.

Северный Кавказ, однако, живет по несколько иным законам. Как местные власти Северного Кавказа обращаются с вернувшимися боевиками покрыто тайной. С точки зрения закона, подход региональных властей базируется на российском законодательстве по борьбе с терроризмом (на Федеральном Уголовном кодексе Российской Федерации и других антитеррористических законах), и службы безопасности регулярно проводят АТО. Особый интерес, однако, вызывает концепция коллективной ответственности и другие меры, нацеленные на общество в целом. Принцип коллективной ответственности рассматривается негативно, поскольку он предусматривает ответственность группы невинных людей, не имеющих отношения к преступлению. Этот принцип используется в Чечне с целью держать под контролем и подавлять население. При помощи этого метода – в сочетании с визитами Кадырова в различные страны Ближнего Востока и финансированием мечетей и школ – влияние чеченского правительства все больше ощущается чеченской диаспорой внутри России и за ее пределами, как сообщил в 2016 г. новостной веб-сайт «Кавказский узел». Как указывают правозащитники, чеченские беженцы никогда не забывают о том, что у них есть родственники в Чечне, на которых могут надавить с целью заставить беженцев вернуться.

Основными причинами применения коллективной ответственности являются борьба с терроризмом, противодействие экстремизму и радикализму и борьба с повстанцами. Один из законов Яровой повышает уголовную ответственность за преступления, имеющие отношение к терроризму (для преступников старше 14 лет), включая сокрытие информации о террористических действиях (совершенных или находящихся в стадии совершения). Максимальное наказание за сокрытие такой информации составляет тюремное заключение сроком на один год. И хотя этот закон не применяется к супругам и близким родственникам, они могут нести финансовую ответственность за ущерб, причиненный в результате террористического нападения. Российское уголовное право не поддерживает концепцию коллективной ответственности. Тем не менее, российское федеральное правительство, как правило, игнорирует случаи применения коллективной ответственности в Чечне и других регионах Северного Кавказа. Кадыров говорит, что семьи боевиков, виновных в совершении преступлений, будут высланы из республики, а их дома будут снесены. По сведениям правозащитника Олега Орлова, Кадыров в настоящее время пробивает принятие закона о коллективной ответственности на федеральном уровне.

Коллективная ответственность не только является предпочтительной официальной стратегией в Чечне, но похоже, что она поддерживается и простыми гражданами (из-за страха перед властями или по другим причинам) – на различных ток-шоу сейчас можно услышать, что это является нормой, хотя еще пару лет назад это считалось варварством. В декабре 2016 г. и январе 2017 г. в ответ на нападения в Дагестане и Чечне правительственные силы провели массовые задержания и допросили родственников и друзей убитых боевиков. Родственники боевиков, участвовавших в нападении в декабре 2016 г., были уволены с работы, им отказали в выплате пенсий и социальных субсидий, как свидетельствует Мааз Билалов. После нападений на чеченских полицейских и национальных гвардейцев в январе 2017 г. некоторые родственники боевиков подверглись публичному осуждению, в отдельных случаях с использованием местного телевидения, и были вынуждены покинуть свои дома в Чечне. Об этом сообщил Казбек Чантурия в январе 2017 на веб-сайте «Open Caucasus Media».

В январе 2017 г. в чеченской столице Грозном прошел митинг протеста против ИГ и его лидера Абу Бакр аль-Багдади. В митинге участвовали примерно 2 тыс. человек, в основном простые граждане. Среди выступавших были матери боевиков, которые присоединились или планировали присоединиться к ИГ, публично просившие прощения за совершенные их сыновьями преступления. Обсуждался также вопрос об ответственности родителей; все согласились с тем, что родители должны применять более строгие методы для улучшения воспитания своих детей. Бывший боевик Саид Мажаев, сдавшийся властям после возвращения из Сирии, и первоначальный приговор которому был отменен в обмен на его согласие работать с молодежью и участие в пропагандистских мероприятиях против ИГ, рассказал об опасности, которую несет ИГ (он сам воевал на стороне ДМА). По некоторым сообщениям, ему удалось убедить несколько человек не присоединяться к ИГ, хотя в то же время его младший брат принимал участие в нападении в Грозном в декабре 2016 г. Другие общественные мероприятия, такие как городские собрания, часто проходящие после очередного нападения или вооруженного столкновения, служат платформами для обсуждения различных стратегий, таких, например, как коллективная ответственность.

Цель таких демонстраций в том, чтобы вызвать у населения страх, показывая, какие будут последствия за участие в террористической деятельности, включая последствия для родственников преступников. Местные власти и российские спецслужбы уже использовали в прошлом коллективную ответственность в борьбе с повстанцами. Частыми стали исчезновения людей, допросы, избиения и пытки. Иногда используют родственников в качестве «живого щита», когда нужно выманить боевика из леса или заставить его перейти на сторону правительства. Хотя коллективная ответственность неэффективна в устранении первопричин, заложенных в социальных проблемах (в действительности, она еще больше усугубляет эти проблемы), чеченские власти считают эту стратегию успешной.

Заключение

Эти подходы к борьбе с терроризмом и экстремизмом на Северном Кавказе только усугубляют уже существующую там социальную нестабильность, недовольство и несогласие с властями в регионе. Российское правительство должно разработать более мягкие подходы к борьбе с терроризмом. Годы АТО и антитеррористических стратегий – включая стратегию коллективной ответственности – привели к тому, что КЭ почти прекратил функционировать; однако, это произошло также и потому, что возросло влияние ИГ в регионе. Пропаганда ИГ успешно оказывает влияние на северокавказскую (а также и российскую) молодежь, агитируя ее присоединиться к джихаду на территории России или за ее пределами. Количество ИБТ из России и других постсоветских республик, хотя в настоящее время сокращается, все еще остается существенным, и российские силы безопасности в прошлом, возможно, поспособствовали оттоку боевиков обратно в Россию. Хотя точное количество возвращающихся из Сирии боевиков неизвестно, эти цифры могут составлять 15-20%. Некоторых из тех, кто вернулся, судят и сажают в тюрьму, некоторые присоединяются к подпольным террористическим сетям, а место пребывания остальных неизвестно.

Количество нападений на Северном Кавказе, за которыми стоит ИГ, возросло, а некоторые из недавних нападений увязывают с бывшими членами ДМА и другими боевиками, вернувшимися из Сирии. Оставшиеся в Сирии и Ираке боевики и те, кто все еще стремится присоединиться к ним на поле боя, представляют угрозу не только России, но и соседним странам. Учитывая нынешнее развитие событий в Сирии и усугубляющуюся ситуацию и репрессии в Чечне и соседних с ней республиках, эта угроза становится еще больше. Первая волна северокавказских ИБТ потенциально более опасна, обладая боевыми навыками и опытом и приобретенными на поле боя репутацией и связями. На вторую волну боевиков в основном оказала влияние пропаганда ИГ, которая по-прежнему остается довольно влиятельной в регионе, несмотря на поражения ИГ в Сирии и Ираке. Независимо от того, к какой группировке они примыкают, ИБТ с Северного Кавказа представляют долгосрочную угрозу глобальной безопасности. Если появится возможность, они будут сражаться на Кавказе, но если они будут не в состоянии вернуться домой, у них может появиться мотивация наносить удары в других регионах мира.