Россия воспользовалась отсутствием единства в Европе для ведения асимметричной войны
Янис Берзиньш Национальной академии обороны Латвии, Центр безопасности и стратегических исследований
Воинственное отношение России к Украине удивило Европу. Для большинства война в границах Европы в 21 веке — вещь невообразимая. Она явилась следствием несходных стратегических точек зрения Европы, России и США, приведших к различным уровням конфронтации, усугубляемой внутренними стратегическими расхождениями среди европейских стран.
Хотя Россия рассматривает Европу как своего самого важного партнера во многих областях, она считает распространение западных ценностей на Восточную Европу частью стратегии по созданию неоколониальных отношений с позиции силы. Россия убеждена, что если Запад не сможет достичь своих целей при помощи инструментов мягкой силы, он прибегнет к силе военной, чтобы свергнуть устоявшиеся режимы и насадить марионеточные правительства. Это неприемлемо для России, которая будет сражаться за сохранение не только своего регионального геополитического влияния, но и за свою независимость от внешнего давления на ее внутренние дела.
Россия готовилась к трем возможным сценариям военного конфликта: во-первых, широкомасштабная война с НАТО и Японией; во-вторых, региональный пограничный конфликт из-за спорных территорий; и, в-третьих, внутренний военный конфликт вследствие терроризма. Возможность прямого военного конфликта с НАТО в краткосрочной перспективе немыслима. Однако Россия столкнулась с жестким давлением, посягающим на ее стратегические национальные интересы. НАТО нейтрализовала большинство потенциальных союзников России политически и в военном отношении, о чем свидетельствует расширение НАТО в страны бывшего Варшавского договора. В объединенном отчете 2013 г. о военной реформе в России под редакцией Александра Нагорного и Владислава Шурыгина говорится, что монетаристская экономическая идеология, навязанная Международным валютным фондом (МВФ), Всемирным банком и другими многосторонними организациями, не только стремилась ослабить российское общество, но и привела к недофинансированию вооруженных сил, что вызвало их оперативную деградацию.
В то же время войны в Афганистане и Ираке и другие военные вторжения США и НАТО заставили президента Владимира Путина сделать вывод, что Запад опасен и непредсказуем. С точки зрения России, трансатлантическое сообщество, особенно США, использует для дестабилизации России инструменты асимметричной войны, такие как неправительственные организации и многосторонние институты (МВФ, Всемирный банк). В результате в России укрепилась точка зрения о том, что она постоянно подвергается внешним угрозам.
Россия считает себя уязвимой страной перед лицом таких угроз. Путин и его окружение понимают, что экономика слишком зависит от нефти и газа. В результате наблюдается недостаток энергии для расширения влияния. В то же время они понимают необходимость сохранения регионального влияния любыми средствами. Путин считает, что внешние факторы, неподвластные Москве, могут влиять на события внутри страны и привести к краху России. Это объясняет, почему Россия вмешивается в попытки Украины сблизиться с Западом. В то же время Путин убежден, что защита личных интересов и интересов ближнего круга равносильна защите национальных интересов России. Таким образом, любая попытка сделать Россию более прозрачной, демократичной или толерантной считается личным выпадом против не только его самого и его союзников, но и против российского государства. Ответ России на такие угрозы асимметричен. Но его нельзя назвать гибридным.
Асимметричная война
С начала российского вторжения в Крым трудно было найти термин, определяющий то, как проводилась операция. В самом начале некоторые называли его войной четвертого поколения, ссылаясь на концепцию Уильяма Линда о развитии войны. Современная война первого поколения (1648–1860 r.r.) характеризовалась линейной тактикой и тактикой колонн. Битвы были формализованы, и поле боя имело относительный порядок. Это поколение было значимым для создания отдельной военной культуры, приведшей к разделению на «военных» и «гражданских».
Второе поколение обратило внимание на противоречие между военной культурой и беспорядком на поле боя. Централизованно управляемая огневая мощь применялась синхронно с пехотой: «Артиллерия побеждает, пехота занимает». Третье поколение было создано на основе второго и обычно носит название блицкриг или маневренная война. Наконец, четвертое поколение представляет собой возврат к конфликту между культурами. По Линду государство теряет свою монополию на насилие и войну и обнаруживает, что сражается с негосударственными противниками. Таким образом, поскольку война четвертого поколения в основном заключается в том, что негосударственные акторы ведут культурную войну, эта концепция слишком узка, чтобы характеризовать способ ведения войны Россией.
Один из ближайших советников Путина Владислав Сурков (под псевдонимом Натан Дубовицкий) ввел термин «нелинейная война» в напечатанной в 2014 г. статье, описывающей «пятую мировую войну», в которой все сражаются против всех. Идея заключается в том, что традиционные геополитические парадигмы больше не работают. Кремль рискует, полагаясь на идею, что старые альянсы, такие как Европейский союза и НАТО, имеют меньшую ценность, чем экономические интересы, которые Россия имеет с западными компаниями. Кроме того, многие западные страны приветствуют непонятные финансовые потоки, поступающие с постсоветского пространства, и Кремль уверен в том, что эти экономические и финансовые взаимосвязи позволят ему безнаказанно осуществлять агрессию. Хотя эта концепция может объяснить тезис России о том, что идет война цивилизаций, она не отражает того, как эта война ведется, написал российский генерал-майор в отставке Александр Владимиров в своей статья для веб-сайта «Русский кадет» в 2012 г.
Чаще всего для описания войны нового поколения, которую ведет Россия, используют термин «гибридная», принятый НАТО. Плодотворное исследование гибридной войны приведено в статье Фрэнка Дж. Хоффмана «Гибридная войны и ее проблемы», опубликованной в «Joint Forces Quarterly». Хоффман показывает, что гибридная стратегия основывается на тактическом применении сочетания инструментов, которые трудно осознать полностью и создать против них надлежащую контрстратегию. Основные вызовы исходят от государственных и негосударственных акторов, каждый из которых использует технологии и стратегии, наиболее подходящие для их собственных областей в многоцелевой конфронтации. Они могут включать использование современных сил и средств для поддержки деятельности повстанцев, террористов и преступных элементов, а также применение высокотехнологичных военных сил и средств в сочетании с действиями террористического характера и операциями кибервойны против экономических и финансовых целей. Таким образом, они по-прежнему в значительной степени предполагают применение кинетической, то есть военной, силы для разгрома противника.
Существуют две проблемы. Во-первых, гибридная война предполагает применение кинетической силы. Российская война нового поколения — нет. Во-вторых, было бы концептуальной ошибкой попытаться встроить новую российскую стратегию — результат обширных военных теоретических изысканий — в западные концепции. Слово «гибридная» обманчиво, так как может означать смесь чего угодно. Однако как военная концепция оно является результатом американской военной доктрины. Ее базовая структура отличается от той, что была разработана Россией. Следовательно, было бы методологической ошибкой пытаться рассматривать теорию, самостоятельно разработанную российскими военными, в рамках теории, разработанной в другой стране и отражающей другую культуру и стратегическое понимание ведения войны.
Часто игнорируют такой аспект российского военного, искусства как асимметрия в войне. Как сказал Путин в 2006 г., мы не должны «гнаться за количественными показателями. …Наши ответы должны быть основаны на интеллектуальном превосходстве. Они будут асимметричными, менее затратными, но будут, безусловно, повышать надежность и эффективность нашей ядерной триады». В своем классическом определении асимметрия — это стратегия борьбы слабого противника с сильным. Как сказал Карл фон Клаузевиц, основная идея заключается в том, что война «есть не только политический акт, но и подлинное орудие политики, продолжение политических отношений, проведение их другими средствами. … Политическое намерение является целью, война же только средством, а средство и цель взаимосвязаны». Поскольку целью войны является достижение политических выгод, инструменты войны могут быть военными и невоенными. Прямое нападение, за которым следуют оккупация и аннексия территории, может не быть необходимой, следовательно, военные действия могут быть прямыми или непрямыми.
В первом случае война означает разоружение и уничтожение противника. Во втором случае война означает изматывание противника путем постепенного истощения сил и средств, снаряжения, войск и морального сопротивления. Одним из лучших примеров является война во Вьетнаме. Вьетконг и его северо-вьетнамский союзник смогли противостоять американским войскам до их вывода. Так как вьетнамские коммунисты достигли своих политических целей, даже без нанесения прямого поражения американским войскам, они выиграли войну. Хотя для Клаузевица непрямые военные действия представляли собой сопротивление, российская стратегия основывается на концепции Сунь-цзы, что «война — это путь (тао) обмана. … Нападай там, где он (противник) не приготовился. Иди вперед там, где он не ожидает».
Еще одним важным аспектом российской асимметричной войны является стратегия Мао Цзэдуна относительно совместного использования регулярных и нерегулярных сил. Мао рассматривал партизанские и обычные силы как разные части одного механизма для нанесения поражения противнику. Следовательно, нападения были симметричными и асимметричными, рассеивающими силу противника. Однако наиболее ценный урок Россия извлекла из китайской точки зрения относительно идеологического аспекта войны, которая была продемонстрирована во время китайско-японской войны. Поскольку идеологическое измерение войны является фундаментальным для победы, особенно во время операций по стабилизации, завоевание сердец и умов населения имеет решающее значение. Мао имел явное преимущество, так как мог предложить ясную идеологию, а у японцев такой идеологии не было, писал японский генерал-лейтенант Нобору Ямагучи для журнала «Hybrid Warfare» в 2012 г.
Асимметричная стратегия России
Является основой российской стратегии создания альтернативной реальности. Идея заключается в том, что поддержка обществом стратегических целей войны — легитимация войны — имеет фундаментальное значение для одержания победы. Успех военной кампании зависит не столько от военной силы как изолированной переменной, сколько от взаимодействия военных и невоенных факторов: политических, психологических, идеологических и информационных компонентов кампании, писали в аналитической статье для журнала «Военная мысль» бывшие офицеры российской армии Сергей Чекинов и Сергей Богданов.
Таким образом, цель асимметричной войны заключается в том, чтобы избежать прямых военных операций и вмешательства во внутренние конфликты в других странах. В своей статье для русскоязычного журнала «Международные процессы», опубликованной в 2003 г., Виктор Кременюк изложил особенности ведения войн слабыми противниками в соответствии со следующей стратегией: использование небольших специально подготовленных подразделений; принятие превентивных мер против нерегулярных сил противника; проведение пропагандистской работы среди местного населения; предоставление военной и материально-технической поддержки дружественным группам страны противника; уменьшение масштабов боевых действий; и использование невоенных способов для оказания давления на противника.
Чекинов и Богданов описывают основные инструменты асимметричной войны, используемые Россией:
• осуществление мер, вызывающих опасение противоположной стороны относительно намерений и ответных шагов Российской Федерации;
• демонстрацию готовности и возможностей группировки войск (сил) РФ на стратегическом направлении к отражению вторжения с неприемлемыми для агрессора последствиями;
• действия войск (сил) РФ по сдерживанию потенциального противника, предусматривающие гарантированное поражение наиболее уязвимых военных и стратегически важных объектов с целью убедить его в бесперспективности нападения;
• воздействие новейших высокоэффективных систем вооружения;
• широкое использование непрямых, неконтактных форм применения войск (сил);
• захват и удержание территории противника становятся не всегда обязательными, предпринимаемыми только в случае, если выгоды превысят «боевые затраты» или когда без этого невозможно достичь конечных целей войны;
• ведение информационной войны как независимой формы военных действий вместе с экономическими, политическими, идеологическими, дипломатическими и другими формами;
• проведение информационных и психологических операций с целью ослабить военный потенциал противника средствами, отличными от вооруженных сил, путем воздействия на его информационные процессы и введения в заблуждение и деморализации населения и военнослужащих противника;
• нанесение значительного урона будущему экономическому потенциалу противника;
• ясное понимание потенциальным противником того, что военные действия против России могут повлечь за собой экологическую и социально-политическую катастрофу.
Интересно отметить, что большинство из написанного российскими военными экспертами о стратегических вызовах, стоящих перед Россией, отражает то, как она вела войну. При анализе наиболее серьезных стратегических вызовов России Нагорный и Шурыгин установили методы и инструменты, которые Запад будет использовать против России. Хотя их анализ в основном базируется на «цветных революциях», которые они рассматривают как результат стратегии контролируемого хаоса, сознательно используемой Западом, он содержит больше информации о стратегии самой России. Они сформулировали девять пунктов стратегии, которая могла бы использоваться Западом против России, но на самом деле отражает российскую асимметричную стратегию на Украине:
1. стимулирование локальных сепаратистских вооруженных действий с доведением их до тотального хаоса и расчленения страны;
2. раскол элиты и общества, ведущий к кризису ценностей с последующей ориентацией на российские ценности;
3. деморализация армии и военной элиты;
4. стратегически управляемая деградация социально-экономической ситуации;
5. стимулирование социально-политического кризиса;
6. одновременная интенсификация различных форм и моделей психологической войны;
7. активизация массовых панических настроений с потерей доверия к ключевым государственным институтам;
8. демонизация политических лидеров, не соответствующих интересам России;
9. уничтожение возможностей к формированию коалиций с иностранными союзниками.
В реальных условиях эта стратегия означает применение высокоточного неядерного оружия наряду с поддержкой диверсионно-разведывательных групп. Стратегическими являются такие цели, уничтожение которых приведет к неприемлемому ущербу для атакованной страны. По мнению Чекинова и Богданова, такие цели в себя включают: системы высшего государственного и военного управления; крупные предприятия промышленности и топливно-энергетического сектора экономики; транспортные узлы и объекты (например, железнодорожные узлы, мосты, порты, аэродромы, тоннели); потенциально опасные объекты (плотины гидроэлектростанций и гидроузлов, технологические установки химических производств, предприятия атомной промышленности, склады сильнодействующих ядовитых веществ и др.). Цель России заключается в том, чтобы дать понять противнику, что он может столкнуться с экономической и социально-политической катастрофой, и, следовательно, избежать боевого столкновения.
Это ключевые элементы войны России нового поколения, которая сочетает в себе прямые/симметричные действия с асимметричными инструментами, направленными на достижение тактических целей, намеченных политическим руководством. Поскольку русские понимают, что они недостаточно сильны, чтобы выиграть войну с НАТО, их стратегия полагается на асимметричные способы. Самое главное, что эта стратегия основывается на атаке слабых мест противника, что делает каждую кампанию уникальной.
Противодействие асимметричной войне
Самой большой проблемой европейской безопасности и обороны является неготовность Европы противостоять такой стратегии. Российские военные авторы придают большое значение дезорганизации военного и государственного управления и системы ПВО. Такая стратегия также может вводить противника в заблуждение, изменять общественное мнение так, как необходимо нападающей стороне, и провоцировать антиправительственные демонстрации и другие действия для ослабления сопротивления. В Европе российская стратегия была нацелена на стимулирование отсутствия политического сближения в отношении общих интересов в области безопасности. По мнению Марка Галеотти, сюда входят лобби по какому-то одному вопросу, способствующие расколу, хорошо финансируемые мелкие политические партии, средства массовой информации, например «Russia Today», аналитические центры и бизнес-лобби. Цель скорее заключается не в получении прямой поддержки России, а в поддержке ее замыслов.
Российская стратегия направлена на ослабление поддержки НАТО и ЕС: в первом случае это устранение Статьи 5 Североатлантического договора о коллективной безопасности, а во втором – ослабление геополитического влияния Запада. Иначе говоря, Россия использует демократические инструменты для борьбы с демократией. Единственный способ справиться с такой войной — расширение демократии, то есть увеличение объемов нейтральной информации, аналитических и образовательных материалов. Политики должны быть более откровенными, прозрачными и иметь связь с простыми людьми. Экономическая политика также должна учитывать интересы населения, а не просто обслуживать интересы банковского сектора. К сожалению, порой эта задача кажется непосильной даже в Европе.
Российская стратегия основывается на использовании слабостей противника. Некоторые утверждают, что регион Балтийского моря является наиболее уязвимым местом в европейской безопасности. Но это не так. С точки зрения обороны плохое управление европейской экономикой в угоду ряду экономических теорий и интересам финансовой системы является наиболее серьезной угрозой европейской безопасности. Рост безработицы в сочетании с низкой социальной безопасностью подрывает легитимность государства и ЕС как демократических институтов. Конкретным индикатором этой тенденции является значительный рост евроскептицизма и повышение популярности националистических и популистских партий радикальной направленности. Это также подрывает мягкую силу ЕС, снижая его влияние на международной арене.
Однако нельзя игнорировать чисто военный аспект. В результате оказания помощи финансовой системе европейские страны были вынуждены значительно сократить свои оборонные бюджеты. Например, финансовая помощь Испании в размере 41,4 млрд. евро почти эквивалентна ее 5-летнему оборонному бюджету. В 2014 г. расходы Испании на оборону упали ниже 3,2%, включая снижение новых инвестиций на 8,4%. В Великобритании помощь финансовому сектору была эквивалентна оборонному бюджету страны на 21 год, что равно ежегодным расходам на обслуживание государственного долга страны. Франция собирается уменьшить свой оборонный бюджет на 10% в течение пяти лет, включая уменьшение затрат на личный состав на 12% к 2019 г., что означает практически 34 тыс.безработных. Это не только снижает боеспособность, но также повышает социальное недовольство.
Оборонный бюджет США также подвергается сокращению из-за его секвестирования. Поскольку США уже оплачивают 75% бюджета НАТО, становится очевидно, что Европа должна взять на себя повышенную ответственность за собственную безопасность. В то же время Россия инвестировала значительные средства в модернизацию своих вооруженных сил и вскоре может стать в военном отношении более сильной, чем Европа (без США). Хотя такого восточного соседа можно считать самой серьезной угрозой безопасности Европы, по-прежнему остаются нерешенными проблемы терроризма, нестабильности в Африке и, что очень важно, в Арктике. Важно помнить, что Россия не только модернизирует, но и быстрыми темпами развивает военные силы и средства в Арктике.
Некоторые европейские официальные лица предлагают повысить потенциал вооруженных сил ЕС. Однако поскольку это невозможно без денег, их оперативное будущее не определено. Кроме того, многие члены ЕС также являются членами НАТО. Второй вопрос: не будут ли укрупненные вооруженные силы ЕС дублировать потенциал НАТО? Возможно, ответ будет положительным. Кроме прагматического рассмотрения проблемы легитимности и других деликатных вопросов ЕС необходимо проанализировать и координировать реалистичную оценку своих ресурсов и оперативной совместимости, а также обеспечить рекомендации по бюджету и материально-техническому снабжению. Наконец, ЕС необходимо решить проблему расхождения во взглядах, попытавшись выработать общее понимание основных угроз европейской безопасности.
Комментарии закрыты.