Гибридный конфликт 2.0 атака на Запад

Целью российских информационных операций является изменение стратегической ситуации в Европе

Д-р Грэм П. Херд, Европейский центр по изучению вопросов безопасности им. Дж. K. Маршалла

Bпрайм-тайм в воскресенье, 20 декабря 2015 г., на российском государственном телеканале «Россия-1» прошла премьера документального фильма «Миропорядок». Он включает в себя большие фрагменты различных интервью с президентом России Владимиром Путиным и, как выразился Иван Крастев в газете «The New York Times», является ярким отражением «текущего умонастроения Кремля. Мир представляется ему хаотичным, опасным и находящимся на грани коллапса; это место, где международные организации неэффективны, ибо стали заложниками амбиций и маний Запада. Единственная гарантия суверенитета страны – это ядерное оружие,  проявляется этот суверенитет в готовности и способности противостоять повестке претендующего на гегемонию Вашингтона».

С февраля 2014 г. Россия аннексировала Крым, дестабилизировала восточную Украину, осуществила агрессивные проникновения в воздушное пространство НАТО в Прибалтике, провела операции с использованием подводных лодок в районе прохождения магистральных подводных интернет-кабелей в Атлантическом океане, произвела пуск крылатых ракет «Калибр» по целям в Сирии с флотилии в акватории Каспийского моря и с подводной лодки в восточном Средиземноморье, а также чуть не вступила в войну с Турцией. Кроме того, как сообщается, Путин заявил в личной беседе с президентом Украины Петром Порошенко: «Если бы я захотел, то российские войска могли бы за два дня появиться не только в Киеве, но и в Риге, Вильнюсе, Таллине, Варшаве и Бухаресте».

В ближайшие 20 лет во главе стратегической повестки дня будет стоять оборона, защита и диалог с несговорчивой, реваншистской и шовинистской Россией. И хотя аналитики могут нарисовать картину расхождений между действиями и словами России, ширина и глубина евроатлантического неведения о мотивах и намерениях Путина поражают. Кремленолог Эдвард Лукас пишет в журнале «European Voice»: «Мы не знаем, как Путин думает. Мы не знаем, какую информацию он получает. Мы не знаем, к чьим советам он прислушивается, и прислушивается ли вообще. Мы не знаем, чего он на самом деле боится и чего он на самом деле хочет». А Глеб Павловский, бывший советник Путина и архитектор «путинизма», отмечает: «То, что страны НАТО не понимают, как будет реагировать Путин, – это не преимущество наше, а добавочный риск. Когда не знаешь, каких угроз ждать от вчерашнего партнера, вдруг решившего стать противником, возникает нормальный рефлекс – перестраховаться».

В данной статье рассматриваются новые способы и средства, используемые Россией для достижения своей стратегической цели: установления сферы влияния в своем ближнем зарубежье и реализации своего статуса «глобального игрока». В связи с этим в статье выделяются применяемые Россией средства и инструменты, в том числе информационные операции, и выдвигается предположение о пропагандистском эффекте такой стратегии на население самой России. В заключительной части статьи говорится о вполне реальных рисках просчета, эскалации и дальнейшего ухудшения отношений между Россией и Западом.

Расширение гибридного конфликта

Факторы, благоприятствующие и способствующие эффективному ведению гибридного конфликта, присутствовали в Крыму в большей степени, чем в Донбассе. Во-первых, Россия постоянно утверждала, что на Украине произошел коллапс «легитимной исполнительной власти» (с побегом из страны ее президента Виктора Януковича), а временное правительство в Киеве являлось крайне правой неонацистской хунтой, поддерживаемой Западом. Во-вторых, большинство населения Крыма составляли этнические русские с общим языком, наследием и идентичностью, связанные с Россией единым экономическим и информационным пространством, а местные элиты поддерживали действия России. Наконец, российские военные базы уже существовали в Крыму, а также в непосредственной близости от него на территории России.

Инструменты и средства, потребовавшиеся для перехода к действию, можно разделить на три группы. Пропаганда, распространяемая подконтрольными властям российскими СМИ, рисовала убедительные и односторонние картины лицемерия и двойных стандартов Запада, а также его вмешательства во внутренние дела Украины – приведшего, как утверждалось, к хаосу, который мог распространиться и на Россию. Путин обладал политической волей к действию и пользовался поддержкой покладистых государственных институтов, таких как Дума (парламент России), Конституционный суд, Русская православная церковь и СМИ. Стратегические директивы Кремля претворялись в жизнь российской военной разведкой, осуществлявшей оперативный контроль через посредство местных полувоенных формирований (сепаратистских Сил самообороны), которые получали скрытую поддержку на местах со стороны российских сил специального назначения (так называемых «вежливых зеленых человечков»).

В 2014 г. средства установления этой региональной сферы интересов включали использование брешей между властями и обществом, мягкой и жесткой силы, политического и военного руководства, а также войны и мира в странах на границах России. Гибридная война в Крыму прошла этапы от подготовки к нападению и затем к консолидации, в то время как в Донбассе мы наблюдали этапы подготовки и нападения, а в Прибалтийских государствах, Молдове и Грузии – лишь этап подготовки. Назовем это «Гибридным конфликтом 1.0».

Можно утверждать, что к 2016 г. гибридный инструментарий России, а также масштаб решаемых ею задач и стоящих за ними замыслов расширяются от стремления к построению региональной сферы влияния на постсоветском пространстве до гораздо более амбициозного и долгосрочного проекта – воссоздания России в качестве ключевого игрока на международной арене. Постепенно проясняются средства достижения этой цели: создание и использование раскола среди стран Запада, делегитимация НАТО, ослабление Евросоюза и разделение стран Запада. Все вместе это составляет Гибридный конфликт 2.0, который действует параллельно Гибридному конфликту 1.0, но имеет другие рамки, масштаб и задачи.

Полная, намеренная и прицельная дестабилизация ЕС и НАТО имеет свой целью разрушить европейскую и трансатлантическую солидарность посредством использования существующих уязвимостей и стыков между государством и обществом, а также расколов между различными обществами и внутри каждого из них; конечной целью выступает разрыв отношений между самими государствами. Вопреки ожиданиям России, Гибридный конфликт 1.0 лишь объединил Запад; возможно, Гибридный конфликт 2.0 сможет разрушить это единство.

Внутри российской политики

Почему Россия избрала такую стратегию? Так как легитимация политической власти в России сегодня происходит при помощи харизматических и исторических методов, Путину требуется непрерывная череда «побед». Под руководством харизматичного лидера не может произойти поражения, и в российских СМИ Путина никогда не постигнет такая судьба. «Неопроп» – это современный аналог советского агитпропа. Как сказал Павловский, «в России существует “неопроп” – машина одуряющей телепропаганды. Она накачивает лояльность населения тем, что удерживает массовое сознание в истерическом состоянии. Люди России переселяются в мир зловещего политического сериала и в нем живут». Как пишет Питер Померанцев в своей книге «Ничто не правда и все возможно», однажды руководитель одной из российских телерадиокомпаний сказал ему: «Новости – это фимиам, которым мы благословляем действия Путина, делаем его президентом».

Однако Путин сам загнал себя в угол тем, что является лидером харизматически-исторического типа в стране, экономика которой находится в бедственном состоянии. Он находится в плену у опросов общественного мнения и у своей потребности в поддержке населения; когда поддержка снижается, возрастает нестабильность, так как политической альтернативы Путину не существует. Идея «Нет Путина, нет России» подчеркивает тот факт, что выборы как механизм передачи власти делегитимированы и что в России не существует автономных, ответственных и прозрачных институтов (таких как СМИ, механизмы правового государства, политические партии), которые могли бы справиться с переходом к эре после Путина. Путин продвигает идею о том, что Россия восстановила свой статус «великой державы», и связывает эту вновь обретенную силу со своими личными уникальными и незаменимыми качествами эффективного менеджера, являющегося преградой на пути от порядка к хаосу. Однако инфляция составляет от 10 до 15%, реальные денежные доходы населения упали на 10%, средний класс сокращается, а коррупция является повальной. Бюджет страны зависит от высоких цен на углеводороды, на которые Россия не в состоянии повлиять. Та же самая очевидная стратегическая уязвимость, которая ускорила падение Советского Союза, присутствует и в путинской России. Путин принял решение не заниматься реальными причинами этой стратегической уязвимости, потому что круг его чрезвычайно богатых близких соратников, которые управляют Россией, также управляет и владеет стратегическими секторами российской экономики – крупными государственными конгломератами, процветающими в условиях рентной экономики. Проведение структурных экономических реформ под лозунгом импортозамещения потребовало бы изменения баланса экономики от добычи сырья к производству, сельскому хозяйству, легкой промышленности и сектору услуг. Это означало бы смену руководства режима, а также политической системы.

В условиях постоянно ухудшающихся социально-экономических тенденций и не просто отсутствия, а невозможности реальной экономической реформы, как еще можно поддерживать идеологию восстановления великой державы и незаменимость Путина, а также мобилизовать поддержку режима населением России? Путин мог бы разжечь огонь русского национализма, но это значило бы открыть ящик Пандоры. Русский национализм на службе русского национального государства привел бы к распаду Российской Федерации. Путинский режим уже знает об угрозе дестабилизации, которую несет национализм, ему постоянно приходится сдерживать националистических игроков в Новороссии (подконтрольном сепаратистам регионе на востоке Украины). Учитывая, что 27 регионов России обладают статусом национальных автономий – а это 32% от общего числа субъектов Российской Федерации, занимающих 40% территории страны, – провоцирование необузданного русского национализма имело бы по самой своей сути дестабилизирующий эффект и могло бы выйти из-под контроля по мере возрастания давления со стороны нерусских национальных меншинств в пользу выхода из состава страны как в ее центре, так и на периферии. Чечня и остальные регионы Северного Кавказа, зависящие от огромных федеральных бюджетных субсидий, снова превратились бы в зоны конфликта малой интенсивности.

Или Путин мог бы отказаться от русского национализма в пользу популистского проекта, обладающего большим масштабом и более широкой привлекательностью для населения. Дальнейшая демонизация «пятой колонны», «национал-предателей» и «иностранных агентов» с целью мобилизовать общество в поддержку режима возможна, но насколько эффективными будут выглядеть стоящие во главе режима самопровозглашенные «эффективные менеджеры», если эти подрывные элементы все еще представляют угрозу после десяти лет закручивания гаек? На самом деле, после убийства оппозиционного активиста Бориса Немцова 27 февраля 2015 г. внепарламентская оппозиция остается запуганной, а так называемая парламентская оппозиция поддерживает правительство и не представляет собой достойную цель для мобилизации. Скорее, возможный популистский проект мог бы сделать своей мишенью часть элиты (ложные декларации о доходах являются петлей на шее каждого) – обвинить ее в коррумпированности, недостаточном патриотизме и даже саботаже. Выгоды от показательных «басманных» процессов в стиле 1930-х годов очевидны: общество бы поняло, что «мы страдаем все вместе», можно найти и публично наказать козлов отпущения, а население получило бы развлечение в виде цирка, отвлекающего от нехватки хлеба.

Однако дестабилизация российской элиты могла бы привести к краху режима. Во-первых, мог бы быть нарушен баланс между кланами – если «силовики» напали бы на «торговцев» или если бы началась вторая «чекистская война». Путин потерял бы способность сохранять равновесие между различными группировками – источник своей независимости и власти – и мог бы оказаться в заложниках у одного из кланов. Это не в его интересах. Во-вторых, где бы этот процесс завершился? Как можно было бы управлять этим процессом и ограничивать его побочные последствия? Он мог бы оказать пагубное влияние на всю элиту. Этот подход так же токсичен, как и националистический проект «Россия для русских».

Плохое поведение за рубежом

Российская внутренняя политика отравлена губительным ощущением дрейфа; кроме того, полезно будет осознать, что после шестнадцати лет у власти арсенал внешнеполитической стратегии Путина пуст. Внешнеполитический вакуум может быть временно заполнен стратегией дестабилизации. Когда Путин вступил в должность в 2000 г., он предпринял попытку интеграции России в «Большой Запад» — но не смог сделать это на своих условиях и в результате отказался от этой стратегии. «Суверенная глобализация» была успешной между 2000 и 2012 годами, но и у нее истек срок годности. К 2008 г. Путин переключился на стратегию построения «Большой Евразии», но эти усилия были подорваны его собственной экономической и внешней политикой. Идея, что блок незападных стран, состоящий из Бразилии, России, Индии, Китая и Южной Африки (страны БРИКС), можно превратить в антизападный блок, была обречена с самого начала: Китай самостоятельно определяет свои отношения с основными странами мира и является в лучшем случае ситуативным и деловым партнером для России. Европейская солидарность выдержала давление санкций и антисанкций. В 1939 г. Сталину удалось найти западного партнера и расколоть Запад (что доказывает Пакт Молотова-Риббентропа), но в 2016 г. нет очевидного слабого звена, которое можно было бы отколоть.

Казалось, что в конце 2015 г., после интервенции в Сирии, Путин сигнализировал Западу, что нужно заново выучить уроки Ялты. Участие в конференции великих держав дало бы России уважение и позволило бы ей предстать в роли лидера, имеющего свой голос и право вето в обсуждении глобальных стратегических вопросов. «Великая сделка» с Западом включала бы признание за Россией сферы влияния, формализацию буферной зоны и минимизацию прямых границ с Западом.

Однако с точки зрения Путина, вместо того, чтобы получить уважение, он сам и его лидерские качества были осыпаны оскорблениями и унижениями. Западные лидеры и институты подвергли Путина беспрецедентной критике – личной, открытой и постоянной. Так, в январе 2016 г. судья, возглавлявший судебное расследование в Великобритании, пришел к выводу, что Путин был, «вероятно», лично вовлечен в убийство бывшего агента КГБ Александра Литвиненко, совершенное в Лондоне в 2006 г. путем отравления радиоактивным полонием-210. Кроме того, представитель Министерства финансов США, а затем и пресс-секретарь Белого Дома подтвердили, что, с точки зрения правительства США, Путин является преступником, стоящим во главе коррумпированного режима. Очевидно, что на «великую сделку» по результатам переговоров рассчитывать не приходится.

Какими средствами – орудиями и инструментами – Россия может воспользоваться для достижения своих стратегических целей? Для дестабилизации своих соседей и всего региона Россия может использовать нетрадиционных международных игроков, командование и управление которыми осуществляется российскими силовыми структурами  (ФСБ, ГРУ, СВР) через работающих в администрации Президента (в Кремле) «кураторов» или политических советников. Владислав Сурков считается одним из таких кураторов, ответственным за Донбасс, Южную Осетию и Абхазию. Что касается российских СМИ, особенно телевидения и крупных газет, то они производят впечатление разнообразия – но, по словам Алексея Венедиктова, главного редактора независимой российской радиостанции «Эхо Москвы», согласованность прокремлевской подачи материала выдает жесткий контроль со стороны властей. Подконтрольные властям СМИ, такие как «RT» или «Спутник», при поддержке «фабрик троллей», а также пророссийских неправительственных организаций, публичных интеллектуалов и других общественных деятелей в самой Европе, работают над созданием и последующим усилением нарратива дисфункциональности Запада с целью оказания влияния на лиц, определяющих европейский политический курс, на политические элиты Европы и ее молодежь. Как пишет Эндрю Вильсон, профессор украинских исследований в Школе славянских и восточноевропейских исследований Университетского колледжа Лондона, российская пропаганда может служить выполнению четырех задач: отвлечь и запутать западную публику; «воздействовать на уже существующие мнения и усиливать их» в стиле «подталкивающей пропаганды»; мобилизовать пропутинское большинство; и создать параллельную альтернативную действительность. А согласно статье, опубликованной в 2016 г. Институтом современной России, деньги являются наиболее эффективным инструментом достижения локального влияния и воздействия на позицию лиц, формирующих общественное мнение.

Россия обладает возможностью мобилизовать множество игроков и ресурсов для этой борьбы. В непосредственной близости от ее границ тлеет множество затяжных конфликтов, включающих Приднестровье, Крым, Донбасс, Абхазию, Северную Осетию, Нагорный Карабах и Северный Кипр. Марионеточные силы для проведения опосредованных операций можно найти в Чечне и других регионах Северного Кавказа. Российские соотечественники за рубежом и влияние Русской православной церкви, а также финансируемые Россией неправительственные организации могут быть использованы для поддержки концепции «Русского мира». В рамках постсоветского Русского мира можно политизировать историю, национальную, языковую и религиозную принадлежность и защищать от так называемой внешней «агрессии» и «провокации» права и интересы 30 млн. этнических русских, 300 млн. русскоговорящих и даже тех, кто лишь ощущает культурную близость к России. А обладающие культовым и символическим статусом исторические объекты российского и советского прошлого, такие как кладбища, мемориалы жертвам войны и памятники, можно использовать для достижения своих целей.

В Европе России удается финансировать и иным образом поддерживать политические партии, выступающие против ЕС, США и мигрантов, привлекая внимание к проблемам, способным мобилизовать членов этих партий. В число таких партий входят «За лучшую Венгрию» и «Фидес» (Венгрия), «Партия независимости Соединенного Королевства» и «Британская национальная партия» (Великобритания), «Золотая заря» и «СИРИЗА» (Греция), «Альтернатива для Германии» и «Патриотические европейцы против исламизации Запада» (Германия), «Атака» (Болгария), «Национальный фронт» (Франция), а также фракция «Европа наций и свобод» в Европейском парламенте, обладающая 25% голосов и состоящая из 35 крайне правых и настроенных против ЕС партий, 32 из которых являются пророссийскими.

Что же касается Украины, руководитель аппарата главы Службы безопасности Украины Александр Ткачук в интервью каналу «VICE News», данном в феврале
2016 г., описал основные черты реализуемого Россией десятилетнего плана по дестабилизации Украины. Он включает «создание политической нестабильности, провоцирование постепенного распада властных структур, стимулирование недовольства населения, а также подрыв всех аспектов политической, экономической и социальной жизни».

В течение того же месяца премьер-министр Финляндии Юха Сипиля – вторя протестам Норвегии в конце 2015 г., – обвинил Россию в том, что она намеренно направляет в Финляндию мигрантов с целью дестабилизации страны. А глава контрразведывательной службы Германии Ханс-Георг Маасен заявил в интервью журналу «Der Spiegel», что Россия использует против Германии «проверенные методы» дезинформации и дестабилизации в стиле КГБ, включая возросшую разведывательную активность, взлом компьютерной системы Бундестага и содействие в организации демонстраций российских немцев в связи с «делом Лизы» – сфабрикованной историей изнасилования девочки из переехавшей в Германию семьи этнических русских, якобы произошедшего в Берлине. США и европейские союзники обвинили Россию в нарушении международного гуманитарного права в Сирии: беспорядочные бомбардировки с использованием невысокоточных боеприпасов, проводимые Россией с целью «использования беженцев в качестве оружия», привели к гибели мирных жителей – такое обвинение выдвинул в феврале 2016 г. на Мюнхенской конференции по безопасности Лоран Фабиус, занимавший в то время пост Министра иностранных дел Франции.

Роль российских СМИ заключается в том, чтобы продемонстрировать дисфункциональность западной либерально-демократической модели при помощи намеков на такие вещи, как бегство евреев из Европы или изнасилования российских мигрантов в Берлине. Европейские фондовые биржи в Лондоне, Франкфурте и Варшаве подвергаются кибератакам и могут обвалиться, или же объекты критической инфраструктуры страны, такие как атомные электростанции или объекты энергетической или транспортной инфраструктуры, могут попросту отказать. Запланированный на июнь 2016 г. референдум о выходе Великобритании из Европейского союза (известном под названии «Brexit»), ожидаемый весной и летом 2016 r. массовый приток мигрантов и беженцев, а также давление, которое этот приток окажет на зону Шенгена и зону евро, наконец, растущие антигерманские и антиевропейские настроения в Польше и антипольские настроения в Литве – все являются примерами реальных трудностей, которые могут быть использованы Россией. Ей требуется лишь усилить уже существующие противоречия, а не провоцировать или раздувать новые.

Атака на Запад

Хотя стратегия дестабилизации может являться стратегией последнего довода, она отвечает потребности России во внутри- и внешнеполитической легитимации в том смысле, что помогает поддерживать популярность Путина во времена, когда экономические реформы даже не находятся на повестке дня, а все жизнеспособные альтернативные стратегии уже использованы. Почему это так? С точки зрения российской внутренней политики дестабилизация Запада имеет свои плюсы. Она позволяет держать население страны в состоянии полумобилизации против Запада и в то же время противодействовать призывам к реформам, либерализации и демократизации политической жизни в России. Фактически, подконтрольные государству пропутинские СМИ могут использовать следующие доводы: «Может быть, жить в России плохо, но в Европе еще хуже», «Может быть, вы бедные, но зато вы живете в великой стране – у величия есть своя цена, люди должны приносить определенные жертвы».

Кроме того, управляемый хаос имеет свои преимущества, так как конфликты – это бизнес. Как пишет Глеб Павловский в своей статье в газете «The Moscow Times», вышедшей в октябре 2015 г., «мы способствуем возникновению кризисов, которые выходят из-под контроля, а затем провоцируем дальнейшие обострения – все это для того, чтобы российское руководство могло сыграть роль спасителей, защитивших всех от наихудшего сценария». Заинтересованные круги, не в последнюю очередь профессиональная служба безопасности и ближний круг самого Путина, будут чем дальше, тем больше преувеличивать масштаб угроз, чтобы оптимизировать свою долю распределяемых ресурсов и свой доступ к внебюджетным источникам финансирования. Более того, отмывание денег и иные противоправные источники доходов будут оплачивать усилия по дестабилизации, так как это позволяет поддерживать иллюзию того, будто эти усилия не направляются государством.

С точки зрения внешней политики, тут тоже есть своя логика: если Россия не может усилить себя, то она может ослабить Запад – в конце концов, сила является относительным понятием, – и эта способность сама по себе уже доказывает, что без участия России безопасность Европы невозможна. Сила – это сила, и ее нужно уважать. Более того, как говорит ведущий оппозиционный политик и бывший премьер-министр России Михаил Касьянов, руководство путинского режима «считает, что все в мире покупается и продается. Это главное их кредо, поэтому они полагают, что рано или поздно смогут додавить Запад, который должен согласиться с их пониманием жизни и отменить санкции и т. д.» «Еще немного надавить, и все будет хорошо» – вот господствующая логика. Также можно предположить, что Россия считает, что сможет управлять дестабилизацией и сохранять возможность правдоподобного отрицания, что она и пытается делать в Донбассе. Парадигма «контролируемой нестабильности» является хорошо отработанным и хорошо развитым рычагом влияния. Путин придет к выводу, что после президентских выборов 2018 г., имея дело с разделенным Западом, Россия сможет вновь сблизиться с некоторыми западными странами и снова получить доступ к финансированию и инвестициям.

Риск просчета

Риски эскалации, кризиса и в конечном итоге конфликта намного выше в случае Гибридного конфликта 2.0, так как возможность просчитаться заложена в его ДНК. Существует по крайней мере три потенциальных источника просчетов: во-первых, реализация Россией своих планов; во-вторых, ответы Запада; и, в-третьих, цикл повторения первых двух пунктов, ведущий к дальнейшей дестабилизации российской элиты и в конечном итоге к краху режима и распаду страны.

Что касается реализации Россией своих планов, то чем больше автономные игроки (например, организованные преступные группировки) подчинены командованию и управлению с ее стороны, тем выше способность России направлять дестабилизирующие атаки и управлять ими, но тем ниже ее возможности правдоподобного отрицания. Использование поставленного Россией зенитного ракетного комплекса «Бук» для сбития рейса MH17 Малазийских авиалиний над Донбассом в июле 2014 г. продемонстрировало, что импульс и инерция могут играть важную роль, так как они приводят к падению качества командования и управления с течением времени. Кроме того, как показали многочисленные конфликты, когда государственные службы используют нерегулярные марионеточные силы для проведения опосредованных операций, то эти силы имеют свои собственные приоритеты, повестки дня, образы мыслей и представления о предпочтительном конечном результате. Интересы российских спецслужб и интересы организованных преступных группировок, полевых командиров и коррумпированных бизнесменов могут быть взаимно совместимыми, но не обязаны быть идентичными и могут расходиться со временем.

Лица, отвечающие за национальную безопасность России и инициирующие и контролирующие реализацию такого рода стратегии, искушены в балансировании на грани допустимого и презирают понятие отступления. Они мыслят апокалиптически, даже не рассматривают возможность признать поражение и лично заинтересованы в том, чтобы компромисс с Западом – понимаемый как капитуляция или предательство – не был найден. Группа этих лиц становится все более неустойчивой, ослабленной и обессиленной; у нее нет альтернативной стратегии и она готова напасть первой, чтобы добиться уважения.

Что касается ответов Запада, то первый вызов носит аналитический характер. «Неправдоподобная вина» дополняет понятие правдоподобного отрицания. В интересах России преувеличивать свое влияние и намекать на свою способность организовывать или инициировать кризисы, а также обострять и углублять существующие противоречия. Это еще больше затрудняет анализ и, таким образом, препятствует выработке Западом общего и выверенного ответа.

Фактически, мы имеем дело с фундаментальной проблемой правильного и неправильного восприятия: Запад считает, что Россия бунтует с позиции слабости; Россия же считает, что она сильна, что неспособность принять защитные меры по предотвращению посягательств на ее интересы сама по себе являлась бы слабостью и что Запад всегда готов воспользоваться ее уязвимостями. Каким будет в этом контексте оптимальный баланс между защитой, сдерживанием и диалогом? Когда исследование кибератак, проводимых организованными преступными группировками при поддержке России, перерастает в атаку на эти группы?

Происходит дестабилизация элиты внутри самой России по мере того как становится все более очевидным не только то, что у Путина нет четкой стратегии устранения фундаментальных структурных и системных слабостей России, но и то, что его политика – или ее отсутствие – на самом деле лишь ухудшают ситуацию. Когда понимание элитой самоубийственного характера управления государством войдет в противоречие с ее отлично развитым инстинктом самосохранения, то что возьмет верх? Какая часть нынешней элиты окажется в проигрыше, и какой уровень напряжения является допустимым? И что будет дальше?

В 2017 г. Cтабилизационный фонд будет полностью потрачен, и судьба власти будет решаться в борьбе между различными кланами силовиков за контроль над коррупционной рентой. Чем закончится эта борьба?  Почти сто лет назад консервативно настроенные аристократические элиты перестали поддерживать царя Николая II. Он лишился власти, а временное правительство Керенского было свергнуто большевиками. Далее, 25 лет назад, элита вела войну «всех против всех», что продемонстрировали события августа 1991 г. и октября 1993 г. Стратегия по дестабилизации Запада вполне способна дестабилизировать элиты России, инициировать трудноуправляемую смену режима и привести к распаду Российской Федерации.