Россия адаптирует информационные операции под конфликт
Эмилио Язиелло
У России долгая история операций пропаганды и дезинформации – приемов, которые она сейчас подстраивает к эпохе онлайновых коммуникаций. По мере того, как информационное пространство расширяется за пределы технологий, способствующих его использованию, Россия предпринимает основанные на информации широкомасштабные усилия, которые можно классифицировать в соответствии с производимым ими эффектом: информационно-
технические и информационно-психологические. Главной вехой в этих усилиях стало проведение пророссийской кибератаки в 2008 г. одновременно с российской военной операцией в Грузии. В ходе того скоротечного конфликта непокорная Грузия победила Россию в масштабной информационной войне, заставив Россию переосмыслить то, как она проводит свои информационные операции. Шесть лет спустя Россия откорректировала свою стратегию информационного противоборства против Украины, быстро и бескровно захватив Крым и не дав вмешаться странам, которые потенциально могли это сделать. Совершенно очевидно, что Россия осознает ценность манипулирования информационным пространством, особенно в эпоху, когда любые новости легко доступны через официальные и неофициальные каналы. Взяв свой успех в Крыму за основу, Россия более активно, чем ее противники, использует информационное пространство для расширения возможностей распространения пропаганды, посланий и дезинформации в поддержку своих геополитических целей.
ИНФОРМАЦИОННОЕ ПРОТИВОБОРСТВО
Россия рассматривает наступательные информационные кампании скорее как способ оказания влияния, чем разрушительные действия, хотя эти оба понятия не являются взаимоисключающими. Говоря простым языком, информационное пространство позволяет информационным ресурсам, включая «оружие» или другие информационные средства, оказывать влияние на внутреннюю и внешнюю аудиторию посредством тщательно составленных посланий, дезинформации и пропаганды. Игорь Панарин, влиятельный ученый и уважаемый российский эксперт по вопросам информационной войны, выделил основные инструменты, используемые в масштабном информационном противостоянии: пропаганда (черная, серая или белая); разведка (в частности, сбор информации); анализ (отслеживание СМИ и анализ ситуации); и организация (формирование мнения политиков и средств массовой информации). В том, что касается операций оказания влияния, Панарин обозначил проводники информационной войны, такие как социальный контроль, социальные маневры, манипуляция информацией, дезинформация, специально сфабрикованная информация, лоббирование, шантаж и вымогательство.
Таким образом, суть информационного противоборства сводится к этой постоянной информационной борьбе между противниками. Рассмотрение применения этих принципов в Грузии и в Крыму, этих двух хорошо известных случаев геополитических шагов России, помогает показать, как эволюционировало российское понимание информационного противоборства. Оно также показывает результаты такой практики в контексте заказного медийного вещания.
ГРУЗИЯ, 2008 г.
Во время этого краткосрочного конфликта в 2008 г. между Россией и Грузией шло соперничество за контроль над потоком информации для мирового сообщества. Обе стороны задействовали кинетические (удары с использованием обычного оружия и передвижения войск) и некинетические (кибератаки, пропаганда, непризнание совершенных действий и обман) наступательные средства. Анализ и критические замечания по поводу действий России в ходе конфликта привели к серьезным военным реформам в ее обширном военном аппарате, пишет Атина Брайс-Роджерс в статье в журнале «Демократизация: The Journal of Post-Soviet Democratization». Хотя эксперты отмечали переменный успех, общее мнение сводилось к тому, что грузинское правительство использовало информационное и медийное пространство для своей выгоды и оказания влияния на общественное мнение более успешно, чем Россия.
Информационно-техническая война
Российское восприятие технических и психологических аспектов информационного противоборства в сочетании с военными наступлениями стало очевидным в ходе конфликта в Грузии. Несмотря на отсутствие существенных связей между организаторами кибератак и российским правительством, политолог Дэвид Холлис в своей статье в интернет-журнале «Small Wars Journal» утверждает, что эта операция, исполнителя которой так и не установили, была первой кибератакой, проведенной одновременно с обычными военными операциями. В ходе этой атаки были проведены следующие операции: искажение веб-страниц, отказ в компьютерных сетях правительственных учреждений Грузии, средств массовой информации и финансовых институтов, а также других общественных и частных объектов в обслуживании всех запросов пользователей или части из них. В результате этих нападений граждане на время теряли доступ к веб-сайтам, имеющим отношение к коммуникациям, финансам и правительству. Многие подозревали, что за этими нападениями стоит Россия, хотя неоспоримых доказательств тому найти не удалось.
Информационно-психологическая война
Параллельно с этим Россия проводила также и информационно-психологические операции, включая пропаганду, кампании по информационному контролю и дезинформации, с различной степенью успеха, особенно на фоне усилий Грузии в этих же самых областях. Как пишут Ариэль Коэн и Роберт Гамильтон в своей книге «Российская армия и война в Грузии: уроки и последствия», изданной в 2011 г., Россия сосредоточила внимание на том, чтобы донести мировому сообществу следующие ключевые посылы: Грузия и ее президент Михаил Саакашвили были агрессорами; Россия была вынуждена защищать своих граждан; ни США, ни их западные союзники не имеют никакого права критиковать Россию, поскольку сами предпринимали такие же действия в других регионах мира. Используя телевизионные репортажи и ежедневные интервью с военными представителями, Россия попыталась контролировать поток международной информации и оказать влияние на местных жителей, навязывая им новости, рассказывая об успехах российских военных в защите российских граждан и «зверствах» грузин. Просмотр грузинских, российских и западных новостей того периода обнаружил, что бывший в то время президентом России Дмитрий Медведев представлялся менее агрессивным, чем грузинский президент. Действительно, опрос, проведенный Си-Эн-Эн в то время, показал, что 92% респондентов считали, что российская интервенция была оправданной.
Грузия выиграла информационную войну
Однако, вместо того чтобы молча согласиться с российским информационным противоборством в ходе кризиса, Грузия начала свою собственную мощную информационную кампанию, задействовав собственную дезинформацию и манипуляцию СМИ. Грузия запросила помощь у компаний, специализирующихся на общественных отношениях, и у частных консультантов в продвижении собственных сообщений, ограничила доступ к российским новостным репортажам и показывала воздушные налеты российской авиации на гражданские цели, тем самым позиционируя себя как жертву российского вторжения. В конечном итоге Грузия победила в информационном конфликте, и этот факт подтвердился тем, что Россия провела анализ своих военных действий, в результате которого были выявлены недостатки как в информационно-технической, так и в информационно-психологической сферах. И хотя Россия одержала военную победу на поле боя, Грузия завоевала сердца и умы мирового сообщества.
УКРАИНА, 2014 г.
Шесть лет спустя после конфликта в Грузии Россия учла уроки информационной войны в том конфликте, когда начала реализовывать свои планы в Украине. Она научилась применять специальные «информационные войска» и рассчитывать стратегически целесообразное время для кибернападений, которые долгое время считались вариантом первого удара для достижения максимальной эффективности, особенно против важных целей, таких как критически важная инфраструктура. В отличие от компьютерных атак и военного вторжения, которые в Грузии произошли одновременно, кибернападение на Крым вывело из строя телекоммуникационную инфраструктуру, основные украинские веб-сайты и мобильные телефоны ключевых украинских госчиновников до того как российские войска вошли на полуостров 2 марта 2014 г. Кибершпионаж до, во время и после присоединения Крыма также поставлял информацию, которая способствовала достижению краткосрочных и долгосрочных целей.
Информационно-технические средства
Операции кибершпионажа, проведенные одновременно с другими методами сбора информации, похоже, ускорили тактические маневры на поле боя. В отличие от Грузии, объектами кибершпионажа, помимо украинских госчиновников, а также официальных лиц, поддерживавших связи с НАТО и Европейским Союзом, стали компьютеры и сети украинских журналистов. Шпионаж за такими объектами может дать представление о работе оппозиционных журналистов, а также дать возможность заранее узнать о важных дипломатических инициативах. Например, в операции «Армагеддон», проведенной в середине 2013 г. – как раз когда начались активные переговоры между Украиной и ЕС об ассоциативном договоре, который Россия открыто называла угрозой своей национальной безопасности, объектами были выбраны члены украинского правительства и чиновники из правоохранительной и военной сфер.
Как и в Грузии, националистически настроенные хакеры, такие как находящаяся в Украине группа «КиберБеркут», также предприняли ряд кибернападений на украинские объекты. Эта группа осуществила такие операции как отказ в обслуживании запросов пользователей, искажение украинских и натовских веб-страниц, перехват документов по американо-украинскому военному сотрудничеству, они также пытались повлиять на парламентские выборы в Украине, сорвав работу компьютерной сети Центральной избирательной комиссии. Доказательств сговора с российским правительством обнаружено не было, но эти атаки привели к дополнительному замешательству во время кризиса, особенно с украинской стороны. Эти атаки были свидетельством того, что российские военные приняли стратегию будущей войны российского генерала Валерия Герасимова, гласящей, что конфликты будут сохранять информационный аспект как часть более масштабных «асимметричных возможностей снижения боевого потенциала противника».
Информационно-психологические средства
В отличие от российского силового вторжения в Грузию, спор за территорию Крыма, скорее, принял форму просачивания. При отсутствии непосредственной угрозы Россия сделала ставку на некинетические средства, такие как пропаганда, дезинформация, непризнание совершенных действий и обман для влияния на внутреннюю, региональную и глобальную аудитории. Эта стратегия рефлексивного управления – реализация инициатив для передачи специально подготовленной информации союзнику или сопернику с целью заставить их принять добровольное решение, предопределенное автором инициативы – объясняет уверенность России в этом подходе как продолжении информационно-психологической деятельности в Украине во время и после крымского кризиса, а также то значительное место, которое этот метод занимает в российской философии информационного противоборства. Как отмечает британский академик Кейр Джилз в статье, написанной для натовского Центра мастерства стратегических коммуникаций, российский подход к информационному противоборству эволюционировал, развивался и приспосабливался и, как все другие российские оперативные подходы, определял и закреплял успех, отказывался от неэффективных методов и двигался вперёд.
Россия использовала телевещание для организации поддержки своих действий в Крыму и усиления тезиса Москвы о том, что вторжение было необходимо для защиты русскоговорящего населения. Это было заметным усовершенствованием в информационной кампании по сравнению с информационными усилиями России во время грузинского конфликта. Кроме того, пророссийские онлайновые СМИ подражали стилю антироссийских новостных агентств с целью оказать влияние на общественное мнение. Например, веб-сайт «Украинская правда» был пророссийской версией популярного проукраинского новостного сайта «Українська правда». Пророссийские источники передавали фальшивые нарративы о действительных событиях, например, отрицали российское военное присутствие на Украине или обвиняли Запад в ведении масштабной информационной войны против России.
Один из важных уроков, которые извлекла Россия из конфликт в Грузии, это то, на какие огромные пространства интернет может распространять новости из легитимных источников, полуофициальных организаций и персональных блогов. Российский президент Владимир Путин признал ту роль, которую интернет играл в оказании влияния на исход региональных конфликтов. Он также признал, что Россия отставала от других стран в плане использования информационного пространства, сказав: «Какое-то время назад мы ушли с этой территории, но теперь мы опять вступаем в игру». Россия начала поддерживать журналистов, блоггеров и физических лиц в социальных сетях, которые размещали пророссийские нарративы. В одном случае российские власти платили одному человеку за появление в сети под разными именами, другому человеку за то, что он выдавал себя за трех разных блоггеров, поддерживающих 10 блогов, а третьему за постоянное размещение комментариев в новостных и социальных сетях. Такие российские тролли могут быть примитивными и неубедительными, но они становятся заметными благодаря тому, что занимают много места в сетях. Как считает Алексей Левинсон, «Новая российская пропаганда … не стремится распространить какое-то новое мировоззрение, она пытается нарушить потоки информации и поддерживать нервозность у европейской аудитории». Он изложил это мнение на веб-сайте Stopfake.org, специализирующемся на проверке фактов. Адаптацией стратегий обмана и отказа от совершенных действий, применявшихся в ходе грузинского конфликта, во время крымского кризиса внешние элементы были приведены в замешательство. Оттягивание признания в своем участии в нападении до более позднего этапа конфликта, Россия имела возможность продолжать слать сообщения о своем желании ослабить напряженность, при этом усиливая хаос. Поскольку США, НАТО и ЕС не смогли предугадать цели России, Россия смогла использовать метод рефлексивного управления для оказания влияния на процесс принятия решений в западных странах, снижая цену своих действий против Украины и не давая США и их союзникам вмешаться в конфликт. К тому моменту, когда Путин признал факт присутствия российских войск в Украине, Крым уже был присоединен к России. В конце концов США смирились с российским контролем над Крымом и отправили тогдашнего госсекретаря Джона Керри на переговоры с целью снизить угрозу дальнейшей российской экспансии в Украину.
Победа России
Заметно усовершенствованные российские стратегические коммуникации в инициативном порядке направляли потоки информации на пророссийских повстанцев, местное население и международное сообщество с целью лишить Украину союзников и сторонников. Два ключевых тезиса сводились к тому, что украинское правительство является антироссийским и фашистским и что при российской администрации качество жизни украинского населения повысится. Послания пророссийским повстанцам заставляли их продолжать воевать, в то время как послания российскому населению создавали моральное оправдание поддержки повстанцев в Восточной Украине и готовили к возможности широкомасштабных боевых операций в этом регионе. Шесть лет спустя после того, как США, НАТО и несколько европейских стран стали на сторону Грузии, Москва пыталась снизить внешнюю поддержку украинскому Крыму посредством информационной деятельности, направленной на оказание влияния на процесс принятия решений зарубежными правительствами.
Россия использовала пророссийские медийные источники для распространения фотографий украинских танков, флагов и солдат, на которые искусственно были нанесены нацистские символы, стараясь изобразить связь украинского правительства с возрождающимся нацизмом и таким образом убедить некоторые европейские страны, такие как Германия, дистанцироваться от Киева. Еще один пример – распространение снимков с изображением колонн «беженцев», направляющихся из Украины в Россию, в то время как на самом деле это были люди, ежедневно курсирующие между Украиной и Польшей.
Хотя в более широком масштабе борьба России с Украиной продолжается, успешный бескровный захват Крыма Россией свидетельствует об усвоенных уроках кампании в грузинском регионе Южная Осетия. В Крыму российская стратегия информационного противоборства была более централизованной и контролируемой. Возможно, наиболее красноречивым свидетельством успеха является то, что России удалось удержать своих наиболее крупных противников, США и НАТО, от вмешательства, тем самым дав возможность провести референдум, в ходе которого крымский парламент проголосовал за присоединение к России. В то время как Запад отказывается признать отделение Крыма от Украины, Россия заявляет о полном соблюдении демократических процедур, что трудно оспаривать на международной арене.
УКРАИНА СЕГОДНЯ
Несмотря на то, что некоторые считают, что Украина выигрывает информационную войну, поскольку ЕС ввел санкции против России, среди граждан ЕС, особенно в Греции, Венгрии, Италии и, что возможно, важнее всего, в Германии, растет несогласие с этими санкциями. Более того, санкции не являются результатом усилий Украины в информационной войне. После того как Россия присоединила целый регион и, скорее всего, имела отношение к гибели самолета Малазийских Авиалиний в 2014 г., Россия стала рассматриваться как государство-агрессор, за чем и последовали санкции.
Более того, чем дольше Россия остается вовлеченной в события в Восточной Украине, тем больше эволюционируют ее цели. Россия больше не сосредоточена полностью на том, чтобы подстрекать пророссийских боевиков в регионе к присоединению в России. Похоже, что она продолжает бороться с американским влиянием, одновременно пытаясь не допустить вступления Украины в НАТО. В соответствии с опубликованным в 2015 г. докладом Института изучения войны, Россия продемонстрировала, что, скрывая свои истинные намерения, она сохраняет все свои варианты поведения и приводит в замешательство своих противников. Когда противники строят гипотезы относительно истинных намерений России, Россия оказывается в выгодном положении и может использовать свою гибкость для достижения решений, которые соответствуют ее интересам. Например, в то время как США и Россия имели разные подходы к ситуации в Сирии, российская помощь ослабевающим силам сирийского президента Башара Ассада успешно остановила наступление сил сирийской оппозиции, поддерживаемых США. Более того, действия Росси заставили США согласиться на схему «услуга за услугу», при которой американцы согласились координировать свои оперативные действия против террористических группировок в обмен на российское обязательство удерживать силы Ассада от нападений на гражданское население и на поддерживаемые США силы умеренной оппозиции.
Такая вовлеченность в ситуацию сделала Россию равным партнером в регионе, независимо от того, останется Ассад у власти или нет. Аналогичным образом, Россия может отказаться от своих краткосрочных целей в Восточной Украине, чтобы иметь автономное право добиваться своей стратегической цели, а именно, не допустить вступления Украины в НАТО. Некоторые полагают, что экономическое бремя участия в событиях в Восточной Украине слишком тяжелое для России. Если это так, то украинский регион она может использовать как козырь в торгах за более высокую награду, отвечающую ее долгосрочным целям.
ЭВОЛЮЦИОННОЕ МЫШЛЕНИЕ
Информационную войну называют асимметричным оружием, и случаи с Грузией и Крымом, несомненно, поддерживают такое определение. «Цветные революции», которые привели к успешной смене режимов, укрепили мнение о том, что создание, контролирование и распространение информации эффективно и существенно влияет на результаты геополитических событий. Россия, которая, по распространенному мнению, считается одним из лидеров в сфере информационной войны, проиграла информационную борьбу Грузии на ранних стадиях конфликта. В ситуации с Украиной, напротив, применив адаптивный подход, российская измененная стратегия информационного противоборства помогла ей захватить Крым. Проще говоря, Россия осознала свои ошибки, сделанные в Грузии, и извлеченные уроки повлияли на результаты событий в Крыму. Как отметил один эксперт по России в докладе для Радио Свободная Европа/Радио Свобода, «Когда вы смотрите, как Россия пытается копировать западный стиль брифингов для прессы, организованных военными, … то вы отчетливо видите их понимание того, как наилучшим образом структурировать общественное мнение вокруг сообщения о военной операции».
После кибератак на Эстонию в 2007 г. с применением операций отказа от обслуживания запросов пользователей, российская деятельность в сфере информационного противоборства сместилась с инструментов для нарушения работы сетей в сторону инструментов влияния. Управляющий директор Центра безопасности и стратегических исследований в Национальной военной академии Латвии согласен с такой точкой зрения и утверждает, что операции влияния «находятся в самом центре российского оперативного планирования». Действительно, чем больше невоенных средств задействовано в районах геополитического напряжения, тем более актуальными становятся инструменты информационного противоборства. Поскольку информация обычно считается «мягкой силой», она наиболее эффективно может быть применена в конфликте, в котором отсутствует военное противостояние. В таком случае информация может использоваться для того, чтобы информировать, убеждать, запугивать аудиторию и вводить её в заблуждение, как, например, было с российскими попытками повлиять на выборы в США в 2016 г.
Не удивительно, что российская стратегия информационного противоборства продолжает эволюционировать, что свидетельствует о ее динамичном характере, во многом подобном той среде, в которой она применяется. И хотя Герасимов, возможно, помог откорректировать российское военное мышление относительно роли невоенных методов в решении конфликтов, другие военные эксперты взяли это за основу и пошли дальше. В 2013 г. отставной российский полковник С.Г. Чекинов и отставной российский генерал-лейтенант С.А. Богданов написали, что «в войне нового поколения будет доминировать информационная и психологическая война, которая будет стремиться получить доминирующий контроль над войсками и вооружением и подавить личный состав и население противника морально и психологически. При непрерывной революции в информационных технологиях в большой степени победу будет предопределять информационная и психологическая война».
Использование термина «война нового поколения» является признанием критичности доминирования в сфере информации в то время, когда военная и гражданская сферы во многом зависят как от контента информации, так и от технологий, используемых при ее передаче. Несмотря на то, что термин «война нового поколения», похоже, не появлялся в военных документах с 2013 г., тот факт, что военные его не опровергают, свидетельствует о том, что, возможно, он является уместным профессиональным подходом к вопросу войны.
Многие западные ученые характеризуют российскую тактику в Украине как гибридную войну, т.е. использование тактик жесткой и мягкой силы, которую российские доверенные лица и посредники применяют с тем, чтобы никто не мог обвинить Россию в агрессивных действиях, чтобы скрыть истинные намерения и увеличить замешательство и неуверенность противника. Статья, опубликованная в 2015 г. в журнале «Военная мысль», предполагает, что такая интерпретация событий в Украине может быть неверной и более подходит к описанию действий западных стран. Действительно, к концу 2015 г. российские военные решительно отвергали использование термина «гибридная» для описания их деятельности. Тем не менее, вспомогательная и поддерживающая роль информационного противоборства в Украине предполагает, что ее лучше использовать не как отдельную самостоятельную тактику, а в сочетании с другими конвенциональными и неконвенциональными действиями для достижения максимальной эффективности в масштабных кампаниях.
В 2015 г. директор Главного оперативного управления российского Генерального штаба дал пояснение по термину «война нового типа», которое было похоже, но все же отличалось от определений «гибридной войны» и «войны нового поколения». В этом определении «непрямые» действия ассоциируются с «гибридными». Другие авторы «войны нового поколения» приняли новую терминологию, особенно применительно к действиям, сосредоточенным на военных, невоенных и специальных ненасильственных мерах для достижения информационного доминирования, которые, по логике вещей, включают действия в Украине. Как указывает аналитик Тимоти Томас, один автор подчеркнул, что «информационная война в новых условиях будет точкой отсчета каждого из действий, которые сейчас называют войной нового типа или гибридной войной, в которой широко будут использоваться СМИ и, там, где целесообразно, глобальные компьютерные сети (блоги, различные социальные сети и другие ресурсы)».
Неудачные попытки поставить информационное противоборство в какую-то из рубрик стратегии специфической современной войны, такую как «война нового поколения», «гибридная война» или «война нового типа», могут служить еще одним свидетельством в равной степени динамичной и гибкой природы стратегии и развития конфликта. Один аспект, постоянно встречающийся в официальных российских документах на тему доктрины информационной безопасности и военной стратегии и реализуемый в этих региональных конфликтах – это уверенность в том, что информационное превосходство окажет большую помощь в достижении побед в будущем.
По мере того, как мир движется в сторону конфликтов, в которых, по словам Герасимова, «войны еще не объявлены, а уже начались», совершенно очевидно – независимо от того, называем ли мы это информационной войной, информационным противоборством, информационными операциями или информационной борьбой – ни одному государству не гарантирована победа на основании одного лишь большого количества военных ресурсов или возможностей. Искусство информационного противоборства необходимо оттачивать постоянно, пересматривать время от времени и подстраиваться под конкретную аудиторию.
Россия активно совершенствует свои методы в конфликтах, проходящих в реальном времени, поскольку она использует информационную борьбу и внедряет её в арсенал невоенных средств для достижения политических целей. При таком подходе Россия учится не столько у других, сколько у самой себя. И в этом, возможно, и заложена главная сила информационного противоборства: по этому предмету нет догматических учебников. Информационные кампании могут быть адаптированы под любую конкретную обстановку. Информационная кампания, которая сработала в Крыму, в другом месте может привести к другому результату. Это еще больше убеждает Россию в правильности выбранного подхода, основанного на извлечении уроков, – в своей следующей битве не используй те же приемы, которые использовал в предыдущей. Самое большое достоинство информационных возможностей в том, что они могут играть большую или меньшую роль в зависимости от конкретных требований. Это обстоятельство имеет огромное значение, поскольку роль невоенных средств достижения политических и стратегических целей в конфликтах значительно возросла.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Применение теорий информационной войны в сегодняшнем геополитическом климате – это работа, которая никогда не заканчивается. Непрекращающийся цикл производства новостей и различные способы распространения и потребления информации по всему миру затрудняют конкуренцию в операциях, связанных с информацией. Однако, как мы видим в случае с Грузией, небольшая страна в состоянии вполне конкурентоспособно контролировать информацию и оказывать влияние на целевую аудиторию, чтобы сдержать усилия большой страны или даже вообще нанести ей поражение в этой сфере. Даже после осознания своих ошибок, сделанных в Грузии, Россия не смогла заполучить большое количество украинских регионов. Она упустила возможности в Луганске и Донецке, когда не смогла быстро пробиться в эти регионы. Однако, Россия, похоже, руководствуется принципами Герасимова относительно пересмотра стратегий информационного противоборства, продолжая направлять в различных формах официальные и неофициальные посылы, а также совершенствуя искусство информационного противоборства.
Один из исследователей российской пропаганды называет ее не «информационной войной», а «войной против информации». Учитывая, какое значение Россия придает манипулированию информацией, восприятие информационного пространства как потенциально опасной среды, как сферы способной свергать правительства и влиять на общественное мнение и поведение, вполне понятно. Бывший генерал КГБ заявил, что общая цель советской пропаганды была недалека от той «подрывной деятельности», которую Россия ведет сегодня посредством кампании дезинформации в интернете: «активные шаги, направленные на то, чтобы ослабить Запад, вбить клин во всевозможные альянсы западного сообщества, особенно в НАТО, посеять разногласия между союзниками, ослабить Соединенные Штаты в глазах народов в Европе, Азии, Африке, Латинской Америке и таким образом подготовить почву на тот случай, если война действительно произойдет».
В то время как СМИ основное внимание уделяют наступательным кибератакам и попыткам нарушить работу критических объектов инфраструктуры и воспрепятствовать доступу населения к финансовым институтам и службам экстренной помощи, Россия осознает потенциальные возможности, связанные с оказанием влияния через киберпространство. И поэтому Россия продолжает совершенствовать свои информационные операции в режиме онлайн против региональных и международных объектов, обгоняя своих оппонентов в своих невоенных кибервозможностях и демонстрируя, что не все угрозы в киберпространстве имеют двойственный характер.
Впервые эта статья была напечатана в журнале «Parameters».
Комментарии закрыты.