Перспективы после выборов в Германии
Д-р Ральф Ролофф и д-р Мэтью Родс, профессоры Центра им. Маршалла
Следующий диалог адаптирован из публикации «Германия голосует» ежеквартального аудиоподкаста «Трансатлантический разговор». Он был записан 27 сентября 2021 г.
Д-р МЭТЬЮ РОДС: Ральф, за несколько месяцев до парламентских выборов в Германии много говорили о наследии Ангелы Меркель как канцлера после 16 лет пребывания у власти. Некоторые из этих комментариев были резко критическими. Например, обложка журнала «The Economist», вышедшего в пятницу перед выборами, называлась «Беспорядок, который Меркель оставляет после себя». В газете «The Wall Street Journal» также была опубликована статья, в которой делался вывод о том, что реальным наследием Меркель станет ослабевший Запад. С Вашей точки зрения, какие очень важные события для внешней политики Германии в целом и для трансатлантических отношений в частности произошли при Меркель?
Д-р РАЛЬФ РОЛОФФ: Спасибо, Мэтт. Действительно, 16 лет – это долгий срок для должности главы правительства. Ангела Меркель, безусловно, относится к числу лидеров с самым длительным сроком пребывания у власти на международной арене, а также к числу канцлеров с самым длительным сроком правления в истории Германии. Поэтому можно сказать, что в последние месяцы ее правления с ней долго прощались. С моей точки зрения, внешняя политика Германии, которую Меркель оставила после себя, отражает время, через которое ей пришлось пройти. О ней будут вспоминать если не как о канцлере, то как о «Канцлере по управлению кризисами».
По крайней мере, 10 из 16 лет пребывания Меркель на посту канцлера были связаны с кризисами, будь то финансовый кризис, кризис беженцев или кризис пандемпии COVID-19, и это лишь три из них. Относительно скоро после ее вступления в должность начался финансовый кризис и кризис евро, затем ей пришлось иметь дело с «арабской весной», выходом из ядерной энергетики, миграционным кризисом, климатическим кризисом и Парижским соглашением, Грузией, Украиной и Россией, Brexit и иранской сделкой. Для международных отношений и внешней политики это означает неспокойное время. Поэтому управление кризисами и то, как она справлялась с кризисами – это, безусловно, одно из наследий, за которое ее будут помнить.
У нее также был очень прагматичный подход к политике, я бы даже сказал, что она не страдала тщеславием, которое обычно присуще лидерам. Она была больше заинтересована в решении проблем, и благодаря этому ей удалось укрепить роль Германии как доминирующей, если не преобладающей, державы в Европе, особенно в рамках Европейского союза и Западного альянса (НАТО). Это не всегда воспринималось положительно – во время кризиса евро она стала самым ненавистным политиком в некоторых странах-членах ЕС. Однако ее четкий, аналитический, личностный подход, безусловно, останется в памяти.
Разрешение большинства кризисов означало также решение вопросов, связанных с НАТО и трансатлантическими отношениями. За 16 лет пребывания Меркель на посту канцлера она имела дело с четырьмя совершенно разными президентами США. Она пережила взлеты и падения в отношениях между Германией и США. Она вступила в должность в один из самых тяжелых периодов правления президента Джорджа Буша-младшего, после войны в Ираке. Затем она пережила время правления президента Барака Обамы, и я до сих пор вспоминаю прекрасные фотографии с саммита Большой семерки 2015 г. в Гармише в замке Эльмау, который на самом деле был саммитом Большой двойки между Меркель и Обамой. Она также перенесла период потрясений, связанный с президентством Дональда Трампа, во время которого ключевой союзник США стал восприниматься скорее как сложная проблема. Она всегда старалась пройти через это с ясным, аналитическим взглядом, а не под влиянием сильных эмоций.
В конечном итоге, наследие Меркель во внешней политике Германии – это общий многосторонний подход, основанный на прочной интеграции в ЕС и НАТО, многостороннее сотрудничество в контексте ООН и Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, и, в частности, новые формы неформального лидерства через Большую семерку, Большую двадцатку, Нормандский формат и другие форматы 2+X, через которые она очень умело работала за кулисами. И я совершенно убежден, что такого рода кризисное управление – это то, чего нам будет не хватать.
Так что моя позиция выглядит гораздо более позитивной, чем у журнала «The Economist». Мэтт, что вы думаете о том, как наследие Меркель воспринимается в Соединенных Штатах?
РОУДС: Как американец, я думаю, что здесь были представления, несколько схожие с теми, о которых Вы говорили. На мой взгляд, среди всех этих различных событий, различных кризисов и различных президентов на протяжении 16 лет самым главным является то, что Германия стала рассматриваться как доминирующая держава в Европе, в том числе и в США, и как самый важный европейский союзник США, а лично Меркель – отчасти из-за ее многолетнего правления и определенных лидерских качеств, о которых вы говорили – также стала самым заметным, самым узнаваемым европейским лидером для широкой американской общественности.
В 1990-х гг. или в начале этого века, при администрациях Билла Клинтона и Джорджа Буша-младшего, эта роль по-прежнему принадлежала Великобритании и Тони Блэйеру. При Меркель произошел явный сдвиг, по Вашим словам, как в положительном, так и в отрицательном смыслах. Вы упомянули фотографии улыбающихся Меркель и Обамы с саммита Большой семерки в Шлосс Эльмау, и с точки зрения цикличности этих событий интересно, что в следующем году Германия снова займет место председателя Большой семерки. Я также вспоминаю высказывание президента Обамы в самом конце его президентского срока, перед посадкой в президентский самолет для последней поездки в Берлин, в котором он сказал журналистам, что считает канцлера Меркель своим самым важным международным партнером за время своего пребывания у власти.
Аналогично, говоря о президенте США Джо Байдене, следует отметить, что в первые недели после инаугурации он нашел время, чтобы вместе с Меркель принять участие в виртуальной Мюнхенской конференции по безопасности, и что канцлер Меркель была первым европейским лидером, которого он пригласил в Белый дом.
Но, как Вы уже упомянули, все было совсем иначе в течение четырех лет правления Трампа. В то время президент Трамп, казалось, почти из кожи вон лез, чтобы выделить Германию и лично Меркель в качестве объекта очень негативной публичной критики. Даже во время избирательной кампании 2016 г. одной из типичных реплик Трампа на митингах была фраза о том, что Ангела Меркель «губит Германию», потому что она впустила в страну слишком много мигрантов. Трамп также критиковал Германию за низкие расходы на оборону и то, что он считал протекционистской торговой практикой ЕС на протяжении всего своего пребывания у власти. Но если верить старой поговорке о том, что нет такой вещи, как плохая реклама, то в любом случае Германия и Меркель привлекали к себе много внимания.
Мы видели, как это отразилось в США и на международном уровне в виде повышенного интереса к избирательной кампании в Германии. Учитывая, опять же, новую значимость Германии и определенную настороженность по поводу того, что произойдет или изменится после 16 лет правления одного лидера, в СМИ и среди людей больше внимания уделялось этим выборам, чем любым другим выборам за время моей работы в Центре им. Маршалла. Отчасти это внимание было направлено на внешнюю политику, включая позицию некоторых партий по отношению к НАТО. Призыв левой партии Die Linke к выходу из НАТО и призыв партии Зеленых отказаться от целевого показателя расходов на оборону в размере 2% от валового внутреннего продукта (ВВП) подогрели домыслы о том, что может принести новое правительство.
Ральф, какую роль, по вашему мнению, сыграла внешняя политика в предвыборной кампании, и что означают первоначальные результаты для европейской безопасности?
РОЛОФФ: Любопытно узнать, что выборы в Германии занимали видное место в американских СМИ и среди общественности, что говорит о значимости Германии для США и американской внешней политики. Однако я должен признать, что в самой Германии на протяжении всей кампании роль внешней политики практически равнялась нулю. Внешняя политика редко бывает самым главным вопросом в предвыборных кампаниях, но обычно хотя бы некоторые из ключевых тем имеют важное значение. Четыре года назад это был вопрос миграции, а до этого у нас был кризис евро. Затем всё затмили пандемия COVID-19 и изменение климата. Даже если взять так называемые дебаты триады между тремя основными кандидатами на пост канцлера, то в них трудно найти обсуждение какого-либо внешнеполитического вопроса. Они не говорили о ЕС, трансатлантических отношениях, России или Китае, что было действительно поразительно. Популярный онлайн-инструмент «Wahlomat» для информирования электората о платформах партий также включал всего четыре из 40 вопросов, связанных с внешней политикой, и это еще один явный показатель того, что эти выборы в основном были посвящены внутренней политике.
Тем временем, мы еще не знаем, что на самом деле означают результаты выборов. Очевидно одно: большую неудачу на этих выборах потерпела Христианско-демократическая партия Меркель и ее местный баварский союзник Христианско-социальный союз, который потерял большое количество своих прямых мандатов. С другой стороны, мы видим двух сильных победителей – Зеленых и либералов, которые с точки зрения демографии привлекли наибольшее количество голосов молодого поколения, требующего перемен. Точное направление перемен не совсем понятно, даже в плане внешней политики, но это потребность в переменах.
И последнее замечание: все три партии очень критически относятся к тому, что мы воспринимаем как конкуренцию великих держав, которую они считают одной из главных угроз безопасности Германии и Европы. Их образ мышления о международных отношениях – это не традиционный реалистический подход, сосредоточенный на силе и балансе сил, а скорее два основных вопроса, особенно для молодого поколения: с одной стороны, изменение климата, а с другой – цифровизация и обновление международной экономики для светлого будущего молодого поколения. И для тех, и для других эта борьба за власть, похоже, стоит на пути к успешной политике. Любопытно увидеть, чем обернутся дискуссии с нашими трансатлантическими партнерами о том, как преодолеть конкуренцию великих держав, не затрачивая слишком много усилий, времени и денег в ущерб другим проблемам.
РОУДС: Это интересная точка зрения, особенно в отношении идеи конкуренции великих держав, или того, что администрация Байдена в большинстве своих документов описывает несколько иной фразой – «стратегическая конкуренция». За этим ключевым вопросом будут следить из Вашингтона, поскольку страны приступают к разработке новой стратегической концепции НАТО, которая частично является ответом на более напористую, агрессивную политику России, и в особенности на усиление Китая как приоритета для США.
У нас был опыт того, как эти вопросы иногда могут привести к напряженности в более широком трансатлантическом поле, потенциально включая политических лидеров здесь, в Германии, когда незадолго до выборов в Германии Австралия, Великобритания и США заключили соглашение о формировании нового стратегического партнерства в Индо-Тихоокеанском регионе, первой крупной инициативой которого стала покупка Австралией атомных подводных лодок, отменив существующую сделку с Францией на дизельные лодки.
В США считают, что протесты Франции и некоторых политиков ЕС по этому поводу не станут серьезным камнем преткновения для трансатлантического сотрудничества. Некоторые признаки этого наблюдались в течение нескольких недель до и после выборов в Германии. Когда администрация Байдена наконец объявила, что она снова разрешит въезд из Европы, из Шенгенской зоны, в США для вакцинированных путешественников, это стало своего рода оливковой ветвью. Между президентом Байденом и президентом Эммануэлем Макроном также состоялся телефонный разговор, в ходе которого они сказали: «Да, мы могли бы справиться с этим лучше и провести больше консультаций, но нас многое объединяет, а не разделяет, и мы еще поговорим в ближайшие месяцы». Символично также, что, несмотря на первоначальные попытки Франции отложить первое заседание нового трансатлантического Совета по торговле и технологиям США-ЕС в Питтсбурге, оно все же состоялось, при этом было отмечено, что по некоторым вопросам, касающимся цифровой экономики и новых технологий, таких как искусственный интеллект, партнерам по-прежнему важно вести переговоры в формализованных рамках.
Несмотря на это, США по-прежнему обеспокоены тем, что внутренняя политика по обе стороны Атлантики будет оказывать сильное влияние на способность правительств добиться реального прогресса по этой повестке дня, при любом сценарии, который в конечном итоге возникнет для нового правительства в Германии. Это включает в себя влияние на климат, на дальнейший прогресс в борьбе с пандемией, и особенно на некий общий подход к Китаю и стратегической конкуренции.
И здесь стоит обратить внимание на несколько сопутствующих событий в США. Возможно, наиболее срочным и неотложным, как мы сегодня отмечаем, является вопрос о достижении Конгрессом США соглашения о продлении полномочий правительства США на дальнейшее расходование и заимствование денег. Для этих двух аспектов бюджета существовало два параллельных календаря, но они оба довольно быстро подходят к концу. Если центральным элементом внешней политики Байдена, включая стратегическое соперничество, является стремление доказать, что демократические страны соответствуют XXI веку и способны решать проблемы XXI века, то ничто так не обескуражит и не разделит трансатлантических союзников, как новый экономический кризис, вызванный провалом этих бюджетных и долговых соглашений. Это немного выходит за рамки главных новостей, но еще один основной вопрос касается способности обеспечить назначение кандидатов из администрации Байдена на руководящие должности в области внешней политики и политики безопасности.
Этот процесс идет гораздо медленнее, чем при большинстве администраций, отчасти из-за задержки с выдвижением кандидатур, а также из-за блокировки в Сенате США при рассмотрении и голосовании за утверждение различных кандидатов. Небольшой шаг вперед был сделан в последнюю неделю после выборов в Германии, когда одна важная фигура, Карен Донфрид, занимающая пост президента неправительственной организации Германский фонд Маршалла, была утверждена на должность нового старшего сотрудника Госдепартамента, возглавляющего отношения с Европой. Учитывая ее биографию, это как минимум будет человек, имеющий большой опыт в трансатлантических отношениях. Но большинство кандидатур послов и другие кандидатуры остаются в подвешенном состоянии. Сторонники администрации жалуются, что эта неспособность сформировать полноценную команду является одной из причин, затрудняющих координацию на более высоком уровне с партнерами в Европе. Кадровые чиновники, конечно, могут временно исполнять обязанности, но им не хватает полного доверия и авторитета утвержденных кандидатур. Возможно, им не хватает способности проводить «неустанную дипломатию» для решения глобальных проблем, о которой говорил президент Байден в своей речи на Генеральной Ассамблее ООН. Для того чтобы добиться успеха, нужны люди на местах.
Поэтому такие длительные задержки с американской стороны, даже девять или десять месяцев с момента вступления в должность администрации Байдена, могут теперь совпасть с переходным периодом правительства в Германии. Возможно, этот период окажется короче, чем прогнозируют некоторые, но в любом случае потребуется несколько месяцев, пока продолжатся коалиционные переговоры, прежде чем можно будет приступить к назначению новых высокопоставленных лиц. Хочется надеяться, что такого рода совпадающие или последовательные задержки не слишком помешают прогрессу в поиске формул для решения наиболее приоритетных вопросов, чтобы в следующем году в новой Стратегической концепции НАТО и параллельном «Стратегическом компасе» ЕС был, по крайней мере, взаимодополняющий подход.
Рассматривая несколько различных сценариев, которые Вы набросали для новой немецкой коалиции, я также вижу возможный парадокс. Конечно, можно представить, что при некоторых раскладах, будь то принцип «светофора» или что-то другое, новое немецкое правительство будет даже ближе к нынешней американской позиции, чем уходящее правительство во главе с канцлером Меркель, по крайней мере, по некоторым приоритетам, таким как Китай или даже подход к демократии и правам человека. Однако это правительство вполне может оказаться менее устойчивым, либо внутри страны, поскольку оно представляет собой более разнообразную коалицию, либо на международном уровне, поскольку оно не обладает такой долгосрочностью и престижем, которые Меркель принесла в европейскую политику. В этом случае эта власть может быть ближе к позиции США на бумаге, но менее способна обеспечить ощутимую поддержку либо в достижении определенного консенсуса по вопросам внутри Европы, либо в поддержке увеличения военного потенциала для коллективной обороны в отношении России или других угроз. Таким образом, может возникнуть ситуация «с одной стороны, и с другой стороны». Однако важно, где этот баланс может находиться в новом правительстве.
РОЛОФФ: Один из ключевых вопросов, безусловно, связан с обороной и наращиванием потенциала. Основной аргумент заключается в том, что не имеет смысла говорить о 2% ВВП на оборону, не принимая во внимание еще 2% расходов на развитие. Более комплексный взгляд на безопасность меняет это соотношение.
Безусловно, в будущем подобные дебаты будут проводиться гораздо чаще, поскольку именно так Зеленыe и часть Социал-демократов смотрят на внешнюю политику и политику безопасности. И, конечно, это также может стать интересной дискуссией в Демократической партии США, где я также вижу подобный раскол во взглядах на международные отношения.
РОУДС: Это, несомненно, станет постоянной задачей. США, Германия и другие члены НАТО сталкиваются с необходимостью адаптации обороны в условиях действительно фундаментальных изменений в экономике, технологии и социальных отношениях.
Комментарии закрыты.