Д-р Граем Херд, профессор Центра им. Маршалла
Eсли соревнование великих держав является определяющей парадигмой нынешней эпохи, то COVID-19 выступает в качестве ее рентгеновского снимка. Пандемия обнажает и усиливает главную характеристику структуры нынешней международной системы, а именно ее природу, в центре которой находятся государства и глобальные сети. Руководители государств вынуждены принимать компромиссные решения, в которых задействованы политические свободы, экономический рост и вопросы общественного здравоохранения. Решая эту трилемму, государства не могут достичь одинакового успеха по всем трем направлениям. Государства, например, могут выбрать алгоритм, который выбрал Китай, т.е. сохранение авторитарного надзирающего режима без какой-либо политической свободы, но с перспективой экономического роста и здоровой рабочей силой после окончания эпидемии. Можно выбрать альтернативный вариант – государства могут сохранить здоровым население и политические свободы, но ради этого придется пожертвовать экономикой. Хотя в теоретических выкладках эти альтернативы и разделительные линии ясны, в реальной жизни компромиссы в этой трилемме никогда не носят абсолютный характер, не проявляются во всей своей полноте и являются при этом предметом переговоров.
Официальные нарративы в России и Китае, генерируемые подконтрольными государству СМИ, стараются убедить общественность в том, что Владимир Путин и Си Цзиньпин являются сильными лидерами (Си Цзиньпин де-юре как пожизненный президент, а Путин де-факто также, в соответствии с принятыми поправками к конституции обнуляющими президентский срок) успешных централизованных государств. Каждый из них утверждает, что их «сильная рука» и «железная воля» дают им полномочия принимать непопулярные, но необходимые решения на благо государства. Оба позиционируют себя как хранителей стабильности и блюстителей порядка. Насколько соответствуют реальности эти риторические утверждения на фоне их действий во времена пандемии COVID-19?
Что касается государство-центричной природы, то Соединенные Штаты продемонстрировали гегемонистскую позицию, у государства имелись средства для выработки норм, правил и договоренностей, управляющих международным порядком, и обеспечения их соблюдения. Пандемия коронавируса сделала управление всемирным здравоохранением ареной соревнования великих держав с применением «мягкой силы». В то время как США заморозили финансирование Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), ожидая рассмотрения обвинений в прокитайской политике этой организации, а затем в июле 2020 г. заявили о своем выходе из ВОЗ, Китай особенно активно пропагандирует, координирует и гарантирует международную реакцию на COVID-19. Китай руководит четырьмя из 15 специализированных учреждений ООН и стремится занять лидирующие позиции в пятом. В рамках Совета ООН по правам человека он добивается пересмотра определения прав человека. Если США утратят свои гегемонистские позиции, будет ли эпидемия коронавируса означать перемены в мировом порядке?
Для России США выступают в качестве стратегического ориентира; Россия направляет в США медицинское оборудование для помощи в борьбе с COVID-19 на принципах равенства, взаимности и паритета, а также для того, чтобы объявить о своей победе над Соединенными Штатами и возложить на них всю вину. Российские официальные СМИ сообщили о том, что коронавирус – это оружие, искусственно созданное НАТО, а также поддержали необоснованные утверждения представителя МИД Китая о том, что «возможно, американские военные занесли вирус в Ухань». В качестве противовеса обвинениям России в дезинформации используются утверждения о распространяющейся русофобии. В марте 2020 г. российские военные срежиссировали гуманитарную операцию в г. Бергамо в северной Италии под лозунгом «Из России с любовью» в контексте борьбы с коронавирусом. Это было задумано как удачный геополитический и дипломатический ход России, нацеленный на ослабление санкций и на то, чтобы подчеркнуть вклад России как великой державы в мировое здравоохранение.
Когда же мы возьмем аспект, в центре которого находятся глобальные сети, и применим его к конкуренции великих держав, то мы увидим, что до эпидемии эти сети характеризовались международными потоками товаров, услуг, денег, идей и информации. Эти глобальные сети поддерживались ключевыми социально-экономическими центрами. США и Европейский союз были в высшей степени связанными «сложными» финансовыми центрами и центрами услуг. Китай представляет собой «простой» центр в цепи производства и поставок товаров. Предметом конкуренции были рынки и торговый протекционизм, сохранение связей и установление норм, управляющих этим взаимодействием. Ситуация с COVID-19 демонстрирует, что эти центры, всегда стремящиеся оптимизировать эффективность глобальных сетей и использовать в своих интересах экономики широкого масштаба и узкой специализации, также представляют собой потенциальные единичные потерпевшие поражения структуры, особенно восприимчивые к системным потрясениям, что приводит к системному параличу. В такой реальной ситуации рассоединение связей и диверсификация временно снижают риск для сетей, отвечающих за финансовые операции, общественное здравоохранение и доставку продуктов питания. Функциональная избыточность делает их более прочными, жизнестойкими и менее уязвимыми, но в то же время более дорогостоящими и менее продуктивными. Заставляет ли COVID-19 великие державы пересмотреть явление глобализации, сделав его более цифровым и более «зеленым»? Или же эпидемия поощряет популизм, протекционизм и воинствующий национализм и порождает ситуацию, когда на смену глобализации под руководством великих держав приходит автократия великих держав?
Пандемия коронавируса позволяет нам провести в режиме реального времени сравнительный анализ великих держав. Такие переменные как способность сектора здравоохранения «выровнять кривую» распространения заболевания прежде чем этот сектор сам рухнет, продолжительность иммунизации населения, возможность вторичного заражения и появление нового штамма COVID-20, позволяют говорить о длительном неспокойном и цикличном периоде пиков и спадов, прежде чем будет получена действенная вакцина. По этим причинам после победы над эпидемией соревнование великих держав не возобновится с того места, на котором его прервал COVID-19. «Назад в будущее» — не станет наиболее вероятной парадигмой. Важными факторами в формировании новых представлений будут последствия эпидемии и отношение к сверхдержавам в зависимости от того, какой пример борьбы с коронавирусом они показывали. В этом смысле мы можем выделить три важных измерения, которые отслеживают патологию вируса.
Во-первых, это планирование, качество советов специалистов и способность внедрить правила профилактики. Во-вторых, способность учиться на ошибках других и, как следствие, «выровнять кривую» распространения заболевания и избежать всплеска смертности, способной привести к коллапсу национальной системы здравоохранения и даже самого государства. В-третьих, эффективность стратегий, позволяющих государству безопасно выйти из пандемии (применив масштабные программы тестирования, отслеживания источника заражения и изоляции больных) улучшит или ухудшит репутацию отдельных руководителей и общественное восприятие их компетентности и способности справляться со сложными кризисными ситуациями, а также репутацию целостности основополагающих демократических и авторитарных моделей управления. Важной частью этого третьего измерения будет способность великих держав создать и распространить новые технологии контроля за инфекциями, позволяющие отреагировать на пандемию быстро и эффективно.
Именно в этом контексте стратегическим центром притяжения политических структур Запада по-прежнему остается партнерство между Вашингтоном и Берлином. В Германии и США растущее сближение точек зрения относительно рисков и угроз, исходящих от Китая, пока еще должным образом не отражено на политическом уровне. Что касается военного аспекта, то американская и германская концепции силы отличаются друг от друга в плане масштабов и темпов модернизации и повышения боевой готовности своих армий. В связи с этим временные рамки, детали взаимодействия и анализ рисков требуют дальнейшего согласования. COVID-19 устроил стресс-тестирование принципов и правил, которые ЕС считает своей основой и источником силы, а именно солидарности, гражданских прав, социально-экономических структур и институциональной жизнестойкости. До начала эпидемии почти не было единой точки зрения относительно нового объединяющего нарратива, который бы отстаивали и поддерживали элиты и гражданские общества. Политический класс Германии не был готов возглавить Европу в соревновании великих держав, хотя имел на руках политические инструменты для этого.
COVID-19 не следит за политическими календарями и не следует политической повестке дня, не признает государственных границ и не имеет того «я», которое можно было бы запугать или которым можно было бы манипулировать. У вируса нет гражданства и с ним невозможно говорить с позиции силы. Он не признает богатства, этническую или идеологическую принадлежность, он также не согласен с тем, что великая держава считается «слишком большой, чтобы потерпеть поражение». Более того, эпидемия этого вируса сопровождается и усугубляется падением цен на нефть и глобальной рецессией, если не депрессией.
Из-за этих крайне серьезных обстоятельств – а не несмотря на них – COVID-19 дает возможность перезагрузить трансатлантические отношения. Пандемия – это негосударственная системная угроза, с которой ни одно государство не сможет справиться в одиночку, и которое требует обязательного четкого трансатлантического сотрудничества. Рынок ЕС представляет собой значительную силу. Европейский союз может настаивать на взаимности в отношениях с другими великими державами и может поиграть «моральными мускулами» перед Китаем и Россией, пропагандируя контрнарратив открытого общества и законности систем, основанных на праве и порядке. Поскольку суждения о способности великих держав справиться с пандемией могут формироваться на основе ощущений, то значение посланий общественности с использованием стратегических коммуникаций имеет почти такую же важность, как и реальное состояние дел.
В конечном итоге, США хотели бы видеть Европу, восприимчивую к американским идеям, товарам и услугам, поддерживающую американские интересы и способную стать партнером США в глобальном масштабе. Если Европа выйдет из пандемии ослабленной и «шатающейся», то кто-то типа России и Китая сможет установить над ней доминирование, враждебное американским интересам. Таким образом, ценности и интересы США и ЕС совпадают, и необходимо совместно направлять постоянные, скоординированные и укрепляющие единство послания в противовес российской и китайской пропаганде и дезинформации. Эти послание должны подчеркивать успешную политику Тайваня, Южной Кореи, Германии, Новой Зеландии и Японии и выделять конструктивное лидерство ЕС и США в преодолении последствий пандемии, негативно сказавшейся на мировой экономике и развитии.
В этой связи крайне важным будет укрепление глобальной системы управления в аспекте общественного здравоохранения, а также перестройка концепции глобализации с тем, чтобы повысить степень устойчивости к кризисам. Статус великой державы должен быть не только провозглашен самим государством, но еще и признан другими. Великими державами будут те государства, у которых будет политическая воля и динамичность, необходимые для преодоления разрыва между глобальными проблемами и способностью государств решить их. И поэтому необходимо совместное лидерство в этих партнерских отношениях ради общего блага в качестве основополагающего принципа, который найдет отклик если не в элитах этих государств, то в их гражданских обществах.
Комментарии закрыты.