Европа для Китая – это игра в «Го»

The object of the Chinese game of Go is to surround more area with markers than your opponent and to capture an opponent’s pieces by surrounding them. There are many parallels between Go and China’s strategy in Europe.

Джозеф Ванн, профессор в Центре им. Маршалла
Фотографии Ассошиэйтед Пресс

 

Если посмотреть на нынешнюю глубину и масштабы китайской деятельности в Европе – имеется в виду деятельность Китая в экономической, научной, культурной, политической, академической и социальной сферах по всей Европе – то увидите, что картина похожа на настольную игру «Го» (известна также под названием «Вэйчи»). Тем, кто не знаком с этой игрой, необходимо только знать, что игра основана на стратегии, а ее цель – окружение противника. Будучи игрой более сложной, чем шахматы и, по оценкам, с большим вариантом ходов, чем количество атомов во вселенной, «Го» представляет собой комбинацию генеральных стратегий, оперативного искусства и тактических битв, которые реализуются на игровой доске одновременно. В отличие от шахмат, где все фигуры ставятся на доску в начале игры, в «Го» фигуры добавляются по ходу игры – точно так же, как китайское наступление на Европу начиналось и продолжается в настоящее время.

Следует рассмотреть параллели между игрой в «Го» и деятельностью Китая в Европе. «Го» – это почитаемая в китайской культуре игра, в которую играют не одно столетие. Она часто упоминается в учениях Конфуция и Сунь Цзы. Она даже использовалась для того, чтобы придать смысл революционной стратегии Мао, стоящей за его Великим походом. Говорят, что бывший госсекретарь США Генри Киссинджер придерживался идеи понимания игры в контексте понимания стратегии Китая.

Также как и в игре в «Го», сотрудничество Китая в Европе представляет собой стратегию окружения оппонента на поздних этапах игры. По всей Европе Китай активно занимается приобретением компаний, инфраструктурными проектами, академическим сотрудничеством, заключением соглашений в сфере исследований и развития, спонсированием аналитических центров и участием в «дипломатии панды». Все эти виды деятельности щедро финансируются и планируются под контролем руководства Коммунистической партии Китая (КПК). В число приобретаемых Китаем европейских предприятий входят компании, работающие в различных сферах – от энергетики и передовых технологий до здравоохранения. Однако, в последнее время все больше уделяется внимания сектору чувствительных высоких технологий. В любых формах китайского сотрудничества в Европе степень влияния и надзора госорганов Китая очень высока.

Давая оценку деятельности Китая в регионе, важно понимать, что это не просто китайские инвес­тиции или приобретение китайцами европейских компаний. За этим стоит гораздо большее, а именно влияние и эффективное применение «мягкой силы». Убедительным подтверждением этого является то, что Пекин важное значение придает рабочему отделу «Единый фронт», созданному с целью контроля за операциями влияния, проводимыми КПК. Широко известные средства дезинформации и пропаганды Китая, отточенные до совершенства у себя в стране, теперь применяются в Европе. По имеющимся данным, Китай вложил 3,5 млрд. долл. США в европейские медийные платформы, что дало ему уникальные возможности влиять на медийный контент. Исследование, проведенное базирующейся в Праге неправительственной и некоммерческой организацией АМО, детально исследует взаимосвязь между китайскими инвестициями в европейские СМИ и последующим переходом от негативной и нейтральной тональности при освещении событий в Китае к исключительно положительной.

Проникновение Китая в европейские СМИ – лишь один из примеров такой методологии стратегического окружения. В 2019 г. Европарламент поднял вопрос относительно проекта «Безопасный город» в Сербии, который, по сути, представляет собой высокотехнологичную систему наблюдения для правоохранительных органов, основанную на передовой технологии распознания лиц, разработанной китайской компанией «Хуавей» и произведенной китайским госпредприятием «Хиквижн». В этом случае вопросы в основном касались того раздела китайского закона о национальной безопасности, который требует, чтобы компании передавали в разведслужбы Пекина имеющиеся в их распоряжении данные.

Вопросы о том, как эти вроде бы разрозненные проекты поддерживают стратегию Пекина «Один пояс, один путь», заслуживают отдельного исследования. Однако компартия Китая – это отнюдь не прозрачная организация. В отличие от западных демократий, авторитарный и централизованный механизм управления в Пекине позволяет КПК поощрять или принуждать госпредприятия к следованию инвестиционным стратегиям, цели которых совпадают с целями ее долгосрочной национальной стратегии. В результате, Пекин в состоянии спланировать национальные усилия в глобальном масштабе для достижения своих стратегических целей. Возможно, наиболее ярким примером является недвусмысленная направленность инвестиций в европейские компании или приобретения, напрямую поддерживающие генеральный промышленный план «Сделано в Китае 2025», нацеленный на превращение Китая в технологическую супердержаву.

Работник ресторана в Пекине устанавливает китайский флаг возле карты Китая, на которой написано: «Китай, Южно-Китайское море, территориальное право Китая не нуждается в арбитраже». Китай проигнорировал решение международного арбитража относительно его планов расширения территорий в Южно-Китайском море.

Если посмотрим на опыт США, то увидим, что плата за деловое сотрудничество с Китаем была просто огромной. Компании, стремившиеся получить быструю отдачу от инвестиций, добровольно передавали китайским компаниям неисчислимые объемы интеллектуальной собственности в качестве платы за возможность работать в Китае. Надежды на то, что им удастся получить благоприятные торговые условия или разработать новые технологии, оказались близоруким подходом. Упорное стремление Пекина заставить иностранные компании отказаться от своей интеллектуальной собственности в качестве условия ведения бизнеса избавило китайские компании от необходимости длительного и дорогостоящего процесса проведения исследований и разработок. Совокупный эффект от получения технологических знаний в многочисленных отраслях бизнеса позволил Пекину ускорить развитие китайской экономики в невероятно короткие сроки, чего он вряд ли смог бы добиться самостоятельно.

Это отнюдь не означает, что китайцы недостаточно умны. Они чрезвычайно умны и очень прагматичны в понимании того, как функционируют западные демократии. За последние два десятилетия Пекин отлично использовал в своих целях слабые и уязвимые места западных правительств и деловых кругов. КПК имеет централизованное правление, что позволяет ей сосредоточить ресурсы на выполнении поставленной задачи, как это делают крупные глобальные бизнес-конгломераты. Это позволяет Пекину в приказном порядке распределять роли и обязанности между китайскими компаниями и различными государственными органами.

Однако, глядя на общую картину, становится понятно, что дело не столько в том, насколько умны китайцы, сколько в том, насколько неосмотрительными оказались западные страны. Обычно период в 20-30 лет составляет одно поколение людей. Похоже, что Запад как единый механизм страдает от поколенческой динамики, мешающей его способности играть в долгосрочную стратегическую игру. Сегодняшние западные политики и крупные бизнесмены, как правило, более молодые и принадлежат к поколению людей, выросших после окончания холодной войны. Понимание этого привело к тому, что нынешний основанный на правилах миропорядок, которому уже более 70 лет, не до конца осознается и ценится и не является ключевым фактором при принятии долгосрочных политических и экономических решений.

Аналогичным образом, Пекин демонстрирует пренебрежение правилами и соглашениями, которые он находит неудобными для себя, причем за это он десятилетиями не нес никакой ответственности. Это отсутствие подконтрольности становится все более явным и заслуживает внимания со стороны западных лидеров. Создание островов в Южно-Китайском море беспрепятственно продолжается. После того, как в 2016 г. Китай проиграл арбитражное дело по ситуации в Южно-Китайском море в соответствии с Конвенцией ООН по морскому праву, он просто проигнорировал решение арбитража. В другом случае, Великобритания призвала Пекин к ответу за нарушение условий китайско-британской совместной декларации 1984 г., гарантирующей Гонконгу права и свободы после его перехода под управление Китая в 1997 г. В своем заявлении Великобритания прямо указала: «Решение Пекина ввести радикальные изменения по ограничению участия в избирательном процессе Гонконга представляет собой еще одно безусловное нарушение юридически обязательной китайско-британской совместной декларации … частью политики по притеснению и подавлению любой критики в отношении действий Китая». Лишение свободы одного миллиона уйгурских мусульман и жестокое обращение с многочисленным уйгурским населением в провинции Синьцзян является еще одним примером позиции безнаказанности Пекина, нарушающего международные нормы.

Газетный киоск в Гонконге со сложенными экземплярами газеты «Apple Daily» с фотографией гонконгского медиамагната Джимми Лай, арестованного в 2020 г. в соответствии с новым китайскими законом о национальной безопасности. Этот закон заставил издание прекратить работу.

Другие примеры пренебрежения к международному праву не менее возмутительны. По данным Агентства США по кибербезопасности и безопасности инфраструктуры (CISA), приписываемая китайскому правительству киберактивность была и по-прежнему остается нацеленной на промышленные компании и организации в США, в том числе в таких секторах как здравоохранение, финансовые услуги, оборонный комплекс, энергетика, правительственные учреждения, химическая промышленность, производство критически важной продукции (включая автомобильную и аэрокосмическую), коммуникации, информационные технологии (включая поставщиков услуг внешнего управления), международная торговля, образование, видеоигры, религиозные организации и юридические фирмы. CISA также выявило, что Китай проводит по всему миру операции похищения интеллектуальной собственности и чувствительной информации у критически важных инфраструктурных организаций, включая медицинские и фармацевтические исследовательские центры, работающие над средствами противодействия пандемии COVID-19.

Китай присоединился к Всемирной торговой организации немногим более 20 лет назад и уже зарекомендовал себя в качестве представляющего опасность экономического субъекта. Сейчас, когда в зависимости от механизма оценки, Китай считается крупнейшей или второй крупнейшей экономикой мира, его роль на экономическом поле боя неоспорима. Это остро ставит вопрос о том, что нас ждет в будущем. Огромная зависимость от китайских цепочек поставок особенно проявилась в Европе и других регионах мира во время пандемии COVID-19. Однако, пандемия совсем не должна была стать для нас отрезвляющим сигналом. Многое из того, что делает Китай, должно вызывать у нас беспокойство, но мы неспособны видеть это как комплексное явление, что снижает наше восприятие серьезности действий Пекина и их последствий для Европы.

Подводя итоги произошедших за последние 20 лет событий, становится ясно, что мы все вместе позволили Пекину диктовать свои правила в этой нечестной игре. Мы безрассудно ожидаем, что со временем произойдут какие-то позитивные перемены. К сожалению, никаких позитивных изменений не происходит, и мы имеем дело с еще более осмелевшим и сильным Пекином, продолжающим и дальше пользоваться наивностью Запада. И снова текущие события заставляют нас вспомнить поговорку: «Надежда – это не стратегия». Сохранение ключевых европейских ценностей не должно стать предметом переговоров. И осознание этой реальности прямо сейчас является неизбежным стратегическим императивом.

Комментарии закрыты.