Что прошлое предсказывает о будущем
Д-р Янош Матус, ведущий научный сотрудник, Международная Школа Бизнеса, Будапешт, Венгрия
Голосование в Соединенном Королевстве за выход из Европейского Союза стало неожиданностью для многих людей и вызвало много вопросов о будущем ЕС, и даже о самом его существовании. Но были ли в отношениях между ЕС и Великобританией предупреждающие знаки, которые должны были сигнализировать об этом удивительном исходе референдума? И есть ли разумный подход к этой сложной проблеме, который может помочь большинству британской общественности понять, что происходит с ЕС? При попытке понять необходимость фундаментальных изменений в Европе семь десятилетий назад, полезно представить краткое изложение истории европейских конфликтов. Обзор теоретических концепций, лежащих в основе создания мирной Европы, позволяет лучше понять основную идею европейской интеграции. И, наконец, вопрос о том, проводили ли правительства стран-членов ЕС и институты ЕС в Брюсселе мудрую политику роста, также требует ответа.
ПОСТРОЕНИЕ МИРА
Джек Леви, американский политолог, подготовил резюме европейских конфликтов от 1495 г. до 1945 г. и указал 114 войн, в которых великие державы участвовали на одной или обеих сторонах. Статистические данные показали, что Франция была наиболее частым участником этих войн, а победившие державы ответственность за самые разрушительные конфликты из всех – две мировые войны – обычно возлагают на Германию.
На протяжении веков одним из важнейших инструментов внешней политики Великобритании была политика баланса сил. Знаменитое заявление премьерминистра Великобритании Уинстона Черчилля является хорошей характеристикой политики баланса сил, проводимой сменяющими друг друга британскими правительствами: «В течение четырехсот лет внешняя политика Англии была направлена против самой сильной, агрессивной и доминирующей державы на континенте. … Мы всегда шли более жестким путем, объединялись с менее сильными державами, создавая объединения среди них, и таким образом побеждали и разочаровывали Континентального военного тирана, кем бы он ни был, какой бы нацией он ни руководил». Незадолго до Второй мировой войны Черчилль так охарактеризовал свое отношение к военному союзу: «Если бы Гитлер вторгся в ад, я бы, по меньшей мере, благосклонно отозвался о дьяволе в Палате общин». Даже несмотря на то, что британский министр иностранных дел XIX века лорд Пальмерстон считал, что у демократий существует естественное родство, он заявил: «У Англии нет постоянных друзей, у нее есть только постоянные интересы».
Соединенные Штаты в течение многих лет дистанцировались от Европы. В конце своего президентства в 1796 г. Джордж Вашингтон предупредил своих преемников об опасности европейских конфликтов и предложил им держаться от них подальше. В 1823 г. президент США Джеймс Монро развил эту концепцию, предупредив европейские державы не вмешиваться во внутренние дела Западного полушария. Прежде чем объявить о доктрине Монро, президент отклонил британское предложение относительно совместного англо-американского противодействия возможной европейской интервенции в бывшую американскую империю Испании. В доктрине говорилось, что, по словам автора книги «Два столетия внешней политики США» Стивена Валоне, любая попытка европейских держав навязать свою систему Америкам будет рассматриваться как опасность для мира и безопасности. За исключением последних двух лет Первой мировой войны, доктрина Монро оставалась в силе до начала Второй мировой войны. После войны продолжительные дебаты в Конгрессе привели к принятию решения, в котором США обязались вести в области безопасности долгосрочное сотрудничество со странами Западной Европы. В то же время США выразили полную поддержку тесному политическому и экономическому сотрудничеству, а также сотрудничеству в области безопасности со странами своего региона.
Безопасность стала одним из главных вопросов европейской интеграции. В выступлениях европейских лидеров, особенно в торжественных случаях, звучал аргумент о том, что прошлое Европы не должно быть будущим Европы. В своем выступлении в 2000 г. министр иностранных дел Германии Йошка Фишер сказал: «Пятьдесят лет назад почти в этот же день Роберт Шуман представил свою точку зрения о необходимости создания европейской федерации для сохранения мира. Это возвестило о наступлении совершенно новой эры в истории Европы. Европейская интеграция стала ответом на столетия неустойчивого баланса сил на этом континенте, который снова и снова приводил к ужасным гегемонистским войнам, кульминацией которых стали две мировые войны между 1914 и 1945 гг. Основой концепции Европы после 1945 г. было и остается неприятие принципа баланса сил и гегемонистских амбиций отдельных государств, возникших после Вестфальского мира 1648 г. – неприятие, которое приняло форму более тесного переплетения жизненно важных интересов и передачи суверенных прав национальных государств наднациональным европейским институтам. … Шаг назад, даже просто остановка или удовлетворенность достигнутым потребовали бы фатальной цены для всех государств-членов ЕС и всех тех, кто хочет стать его членом; это потребовало бы фатальной цены прежде всего для всех наших народов. Особенно это касается Германии и немцев».
Бывший президент Франции Жак Ширак также воспользовался особой возможностью, чтобы подчеркнуть важность учета прошлого в построении мирной Европы. Он охарактеризовал франко-германские отношения следующим образом: «Германия, наш сосед, наш вчерашний противник, наш сегодняшний товарищ. … То, что пережили и испытали в истории Франция и Германия, не похоже ни на что. Глубокий смысл мира и европейского проекта они понимают лучше, чем любая другая нация. Только они, форсируя ход событий, могли дать сигнал к великому объединению в Европе».
В Великобритании понимание уроков истории несколько отличалось от немецкой и французской концепции интеграции. Министр иностранных дел Великобритании Робин Кук написал в статье во время войны в Косово в 1999 г.: «Сейчас две Европы борются за душу нашего континента. Одна все еще следует расовой идеологии, которая разрушила наш континент при фашистах. Другая появилась пятьдесят лет назад из тени Второй мировой войны». Премьер-министр Великобритании Тони Блэр заявил в ноябре 2000 г. в своей речи в Хорватии: «15 государств-членов ЕС – страны, которые при жизни моего отца воевали друг с другом – сейчас работают в союзе, имея позади 50 лет мира и процветания. А теперь работают с перспективой принести такой же мир и процветание странам Восточной и Центральной Европы и даже балканским странам».
Лидерами крупнейших и самых могущественных членов ЕС – теми, кто имел самый непосредственный опыт в традиционной силовой политике и кто также пострадал от её последствий – была четко продемонстрирована секьюритизация истории, т.е. когда прошлые проблемы преподносятся как экзистенциальные угрозы безопасности. История как объект секьюритизации была подчеркнута самым решительным образом в заявлениях немецких политиков. Взаимная секьюритизация истории Францией и Германией подтверждена заявлениями политиков обеих стран. Великобритания секьюритизировала историю и европейскую интеграцию по-разному, что можно объяснить особой балансирующей ролью, которую она играла в европейских конфликтах. Великобритания присоединилась к Европейскому экономическому сообществу позже, и вскоре возникли разногласия по фундаментальным вопросам.
ТЕОРИИ И ИДЕИ
В первой половине XX века в теории поведения государств и отношений между ними доминировали две конкурирующие точки зрения. Политический реализм, представляющий более старую концепцию и практику, придерживался мнения о том, что международные отношения носят конфликтный характер, войны неизбежны, а государства являются основными и доминирующими субъектами. В международной системе важнейшей заботой государств является безопасность, а военная сила – ее главным гарантом. Концепция и практика баланса сил принадлежит школе политического реализма. Первая мировая война, первая война глобального масштаба, вызвала резкую критику политического реализма и укрепила позиции и влияние второй конкурирующей точки зрения – классического либерализма, который при формировании преференций государств и политического выбора отдает предпочтение международным институтам. Либералы отвергали политику баланса сил и использование тайной дипломатии в отношениях между государствами. Они видят лучшее будущее в международных институтах, содействующих расширению сотрудничества между государствами. Конфликтов между государствами можно избежать, если существует гармония интересов. Первое объяснение либерального взгляда на международные отношения и его применение в международной политике можно найти в «Четырнадцати пунктах» Вудро Вильсона.
Европейские события 1920-1930 гг. приводили все более убедительные аргументы против либеральной концепции и основанной на ней политической практики. Британский историк Эдвард Карр подверг критике либеральный взгляд на гармонию интересов между государствами и предложил более четкое политическое реалистическое объяснение международных отношений. Публикация в 1939 г. его книги «Двадцатилетний кризис» открыла первые серьезные дебаты между либерально-утопическим и реалистическим пониманием мировой политики. Карр считал политический реализм более правильным и эффективным подходом к международным отношениям, но не полностью отказался от интеграции, поскольку рассматривал ее как способ содействия изменениям в международных отношениях. Он предположил, что любая политическая мысль должна основываться на элементах как утопии, так и реальности. В последующие десятилетия эти два направления повлияли на теоретические подходы к международным отношениям. В практическом плане правительства следовали внешней политике, для которой характерна смесь обеих теорий. Во время «холодной войны» в соперничестве между Востоком и Западом и особенно в противостоянии между США и Советским Союзом доминировали взгляды политического реализма на международные отношения. Даже если в других регионах мира идеологический конфликт не был столь интенсивным, как в советско-американских отношениях, почти везде политический реализм все еще оказывал более сильное влияние, чем либерализм. Западная Европа была исключением. Из-за своей истории конфликтов, западноевропейские страны начали следовать неизведанным курсом, который некоторые эксперты охарактеризовали как совместное путешествие в неизвестное будущее.
После Второй мировой войны либеральные взгляды на международные отношения сохранились и проявились в различных формах интеграции. Секьюритизация прошлого и уроки, извлеченные из истории, повлияли на эволюцию либеральных идей и политики в Западной Европе. Дэвид Митрани, часто цитируемый представитель теоретиков интеграции, был британским политологом, принадлежавшим к функционалистской школе теории интеграции. Митрани предполагал, что мирный международный порядок может быть достигнут путем сотрудничества между функциональными областями разных стран. Он рассматривал использование старых, формальных, конституционных методов как препятствие для создания работающей международной системы. Социальные связи и сотрудничество между странами были бы более эффективными. В практическом плане это означает, что прочный фундамент мирных международных отношений может быть построен на контактах между людьми. Митрани также высказал важное предупреждение: «В широком смысле, проблема нашего поколения заключается в том, как объединить общие интересы всех, чрезмерно не вмешиваясь в конкретные пути каждого. … Мы уже говорили о том, что не все интересы являются общими для всех и что общие интересы не касаются всех стран в одинаковой степени». Первым примером функциональных связей между западноевропейскими странами является Европейское сообщество угля и стали.
Американский политолог Карл Дойч, представитель транзакционистской школы международных отношений, изучал формирование политического сообщества между нациями. Он пришел к выводу о том, что минимальным условием создания международного политического сообщества является существование того, что он назвал «сообществом безопасности». Он выделил два вида политических сообществ: плюралистические и объединенные/единые. Плюралистическое политическое сообщество может быть сообществом безопасности, которое политически раздроблено. Единым политическим сообществом может быть Федерация Штатов или национальное государство с центральным правительством. Европейская интеграция началась с создания сообщества безопасности. Наиболее важными шагами в этом процессе стали Брюссельский договор 1948 г. и подписание Североатлантического договора 1949 г.
Дойч также инвестировал интеллектуальный капитал в определение возможных этапов интеграции. Согласно его модели, эволюция современных национальных государств может быть примером развития международного политического сообщества или возникновения единых сообществ безопасности. Первым этапом является установление функциональных связей, таких, как торговля, миграция, услуги, военное сотрудничество и сотрудничество в области безопасности. На втором этапе, благодаря взаимной выгоде от сотрудничества, интенсивность и объем сделок увеличиваются. Третий этап характеризуется развитием социально-психологических процессов, ведущих к ассимиляции народов и их интеграции в более крупные сообщества. В этом процессе решающее значение имеют общение, личные связи и изучение друг друга. Четвертым этапом интеграции является возникновение одного политического сообщества путем ассимиляции более мелких политических сообществ. Пятый этап – завершение интеграционного процесса с созданием институтов, представляющих и защищающих самобытность и интересы международного политического сообщества. Это заключительный этап формирования единого сообщества безопасности.
По мнению Дойча, мирные изменения в международных отношениях происходят из восприятия и идентификации людей. Вот почему институциональным изменениям предшествуют чувственные изменения, а политическому слиянию предшествуют социальная ассимиляция и формирование сообщества. Другие теоретики интеграции критиковали Дойча за его пренебрежение международными институтами и акцент на социальные изменения как основной источник политических изменений.
Современник Дойча, Эрнст Хаас, также американский политолог, пошел по стопам Митрани и назвал свою теорию неофункционализмом. В противовес Дойчу, Хаас считал, что в процессе интеграции главную роль играют международные институты, поскольку они являются субъектами, которые могут содействовать изменению культурной ориентации и политической лояльности, способствующей политическому объединению. Хаас намеревался придать политический динамизм процессу интеграции путем обращения особого внимания на роль международных учреждений. Теория неофункционализма предполагает, что с распространением функциональных связей, а также с расширением видов международной деятельности, все больше и больше функций будет осуществляться международными органами. Включение новых функциональных областей приводит в движение политические процессы, которые порождают потребность в дальнейших шагах. Национальные правительства сталкиваются с дилеммой отказа от дополнительной автономии или риска потери достижений сообщества. Теория неофункционализма предполагает, что будет расти политическое давление на правительства, требующее стремиться к большему объединению. Хаас охарактеризовал интеграцию как интенсивный политический процесс. В этом процессе многочисленные политические субъекты, преследуя свои собственные интересы, оказывают давление друг на друга, с тем, чтобы продвигаться в направлении политики, приносящей коллективную и индивидуальную пользу. В этой непрерывной игре ведения переговоров всегда будут правительства, которые не хотят отказываться от дополнительных элементов суверенитета, в то время как другие будут сопротивляться риску утери ранее достигнутого уровня интеграции. Когда в 1970-х годах западноевропейская интеграция замедлилась, теоретики потеряли интерес к дальнейшим исследованиям проблем интеграции. Однако, дилемма расстановки приоритетов – социальных или политических, эмоциональных или институциональных – оставалась за правительствами и бюрократами в международных учреждениях.
Роберт О. Киохан и Джозеф С. Най, известные представители американской неолибералистской школы теории международных отношений, ввели термин «трансгосударственность», касающийся повседневной деятельности международных институтов. В условиях растущей взаимозависимости, правительства стали более чутко относиться к тем событиям в иностранных государствах, которые могут повлиять на политические, экономические и социальные условия национальных обществ. Они выделили два типа трансгосударственного поведения, которые, по их мнению, также применимы к европейской интеграции.
Во-первых, координация трансгосударственной политики имеет место, когда должностные лица различных государственных бюрократий неофициально общаются между собой. В ситуациях «лицом-к-лицу» правительственные чиновники рабочего уровня часто передают больше информации, чем должностные лица, работающие на более высоких правительственных уровнях. По мере того, как заседания на рабочем уровне становятся рутинными и развивается чувство коллегиальности, возникает транснациональная справочная группа. Во-вторых, тогда, когда низшие уровни национальных правительств пытаются вовлечь низшие уровни других правительств или трансгосударственных учреждений в процесс принятия решений своих собственных правительств, происходит формирование трансгосударственной коалиции. Когда должностные лица в национальных правительствах не могут получить поддержку на высоком уровне для решения международно признанных проблем, требующих срочных действий, они выбирают трансгосударственные коалиции. В период холодной войны был зарегистрирован ряд случаев контроля над вооружениями и охраны окружающей среды, осуществленных с привлечением многосторонней дипломатии.
ВЕЛИКОБРИТАНИЯ
С конца 1940-х годов строительство европейского сообщества направлялось сочетанием либеральных идей теории международных отношений и политических стратегий, разработанных французскими и немецкими политиками. Трудно определить, какой из двух компонентов оказывал большее влияние на протяжении всего процесса интеграции. Жан Монне, главный архитектор европейской интеграции, был неолиберальным институционалистом с сильным чувством реализма. Он подчеркивал важность институтов в решении общих проблем. Его переговоры характеризовались большой неформальностью и политическим и психологическим подходом. Основная идея Монне заключалась в объединении людей, а не в создании коалиции государств. Согласно мнению Колетт Маццучелли, изложенному в ее книге «Франция и Германия в Маастрихте», эта политическая цель была фундаментальным отклонением от традиционной политики баланса сил, проводимой европейскими государствами на протяжении веков. В этом смысле Монне четко дистанцировался от традиционной теории и практики политического реализма.
Тесная связь между функциональной теорией Митрани и одним из важнейших практических шагов европейской интеграции продемонстрирована созданием Европейского объединения угля и стали. В этом смысле функционализм как идея, как продукт теории международных отношений может рассматриваться как главная движущая сила в отношении политической стратегии. В последующие годы соотношение между теориями и стратегическими шагами в отношении интеграции, по-видимому, изменилось. Понятия об интеграции стали теоретическим обобщением практических шагов, которые взяли на себя первостепенную роль. Теория Дойча о темпах строительства сообщества отражала стратегический план Монне относительно графика практической реализации идей, двигающих интеграцию. Теория неофункционализма Хааса, по сути, представляет собой теоретическое обобщение предложений Монне относительно роли международных институтов в качестве форумов для совместного принятия решений с целью устранения общих проблем.
В 1950-х и 1960-х годах, как в стратегических планах, так и в теориях международных отношений, была разработана форма пяти этапов европейской интеграции:
- Установление функциональных связей между странами-членами.
- Увеличение масштабов и интенсивности транзакций между обществами.
- Формирование социально-психологических процессов, ведущих к ассимиляции людей и их интеграции в более крупные сообщества.
- Возникновение единого политического сообщества путем ассимиляции ряда более мелких политических сообществ.
- Создание институтов, которые представляют и защищают самобытность и интересы международного политического сообщества. Это стало бы заключительным этапом формирования единого сообщества безопасности.
Страны, которые проходят эти пять этапов интеграции, образуют федеративное государство в рамках концепции ЕС. Однако, сохраняется большая неопределенность в отношении того, как различные государства-члены ЕС относятся к этим этапам. Безусловно, на этапах 1 и 2 достигнут существенный прогресс в установлении функциональных связей, расширении и интенсификации сотрудничества. Ассимиляция людей и формирование сообществ пока были менее успешными. Хотя центральные институты ЕС, такие как Европейский Совет, Европейский парламент и Европейская комиссия, выпускали директивы и принимали законы, считая, что на этапах 3, 4 и 5 был достигнут прогресс, остаются сомнения насчет того, что национальные общества могли поспевать за темпом общих действий, осуществляемых правительствами. Кроме того, в последнее время усилились разногласия между правительствами. Усиливаются разногласия по поводу новых рисков в международной среде, в частности, риска массового перемещения людей в Европу из конфликтных регионов. В то время как в 1950-х годах успешная секьюритизация истории дала огромный импульс интеграции, попытки общей секьюритизации новых рисков и вызовов безопасности потерпели неудачу. В 2010-х годах различные представления об угрозах и различные потребности в идентичности и суверенитете стали препятствием для общей секьюритизации новых рисков.
По ряду причин Великобритания не присоединилась к первоначальному этапу интеграции. Хотя Британская империя претерпела тяжелые потери в двух мировых войнах, она надеялась сохранить свои особые связи и преференциальные торговые отношения с Содружеством. Великобритания не хотела рисковать этими важными экономическими связями. Другим объяснением незаинтересованности британцев в европейской интеграции была сравнительно лучшая форма британской экономики после войны. В 1945 г. валовой внутренний продукт (ВВП) на душу населения в Великобритании был примерно на 90% выше, чем в среднем по шести странам-основателям Европейского Экономического Сообщества (ЕЭС). К 1961 г. Великобритания поняла, что экономическое сотрудничество внутри Содружества теряет конкурентоспособность, и консервативное правительство начало переговоры о членстве с Европейскими сообществами. К тому времени разница в ВВП на душу населения между Великобританией и странами ЕЭС снизилась на 10%. После долгих и трудных переговоров президент Франции Шарль де Голль наложил вето на членство Великобритании.
Разрыв между ВВП на душу населения между странами ЕЭС и Великобританией еще больше сократился. К 1967 г., когда де Голль снова наложил вето на британскую заявку на членство в ЕЭС, на этот раз от имени лейбористского правительства, он составлял 6%. После окончания президентства де Голля в 1969 г., по инициативе консервативного премьер-министра Эдварда Хита Великобритания подала заявку на членство в третий раз. Президент Франции Жорж Помпиду предложил свою поддержку, и Великобритания присоединилась к ЕЭС в 1973 г. В начале членства Великобритании средний ВВП на душу населения в шести государствах-членах ЕЭК был на 7% выше, чем в Великобритании.
Между консервативной и лейбористской партиями Великобритании и внутри этих партий членство в ЕЭС оставалось предметом спора. Лейбористское правительство инициировало в 1975 г. референдум, и 67% населения высказались за. Результаты референдума не изменили принципиального разделения между теми, кто хотел сохранить более тесные отношения с Европой, и теми, кто не хотел. В 1983 г. левое крыло Лейбористской партии во главе с Тони Бенном и Майклом Футом в манифесте пообещало выйти из ЕЭС, что привело к расколу партии. В 1988 г. премьер-министр Маргарет Тэтчер в своей речи в колледже Европы в Брюгге, Бельгия, объяснила взгляд консерваторов на ЕЭС. Она подчеркнула, что наилучшим способом построения успешного европейского сообщества является добровольное и активное сотрудничество независимых и суверенных государств. Она предупредила, что подавление государственности и концентрация власти в центре европейского конгломерата нанесут большой ущерб. Тэтчер определила поощрение предпринимательства как важнейший приоритет политики сообщества и предупредила об опасности отвлечения внимания утопическими целями. В своем вступительном слове она предупредила: «Если вы верите в то, что говорилось и писалось о моих взглядах на Европу, они должны выглядеть как приглашение Чингисхана поговорить о достоинствах мирного сосуществования».
Критические взгляды Тэтчер на ЕЭС были несколько смягчены ее преемником Джоном Мейджором, который в конце концов подписал Маастрихтский договор и принял идею политической интеграции. Однако, сохранение суверенитета британского парламента оставалось предметом постоянной тревоги. После 1997 г. лейбористское правительство Блэра предприняло значительные шаги (соглашение Сен-Мало об общей обороне, подписание социального раздела), которые приблизили Великобританию к ЕС. Он всерьез подумывал о вступлении в еврозону, но канцлер Гордон Браун убедил его этого не делать. В 2011 г. дебаты по бюджету ЕС привели к вето со стороны британского консервативного премьер-министра Дэвида Кэмерона, и отношения приняли нисходящую тенденцию. В 2013 г. Кэмерон объявил о референдуме, который состоялся 23 июня 2016 г. Результаты голосования, при явке 72,2%, были следующие: 51,9% хотят покинуть ЕС, а 48,1% остаться.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Европейская интеграция – это путешествие в неизвестное будущее. Секьюритизация истории была основополагающим мотивом для теоретиков и политиков, заложивших основы этого сложного процесса и строительства. Теоретики интеграции сформулировали пять этапов интеграции, которые протекают в логической последовательности – от установления функциональных связей до создания политического союза, практически Федерации европейских государств. Первые два этапа – установление функциональных связей и расширение добровольных взаимодействий добровольными государствами – прошли легко и в сравнительно короткий срок. Этапы 3 и 4 – развитие чувства общности на уровне национальных обществ с участием все большего числа стран, оказались гораздо более сложной и трудной задачей.
С расширением ЕС эта задача стала еще более сложной. Здесь необходимо задать два важных вопроса. Во-первых, надлежащим ли образом национальные правительства информировали и обучали свое население, с тем чтобы оно стало частью этого сообщества? Во-вторых, внимательно ли следили институты ЕС за эволюцией сообщества и повышали ли они осведомленность населения о том, что происходит в ЕС? Ответы на эти вопросы, вероятно, будут существенно различаться по странам.
В одной из своих лекций, британский политолог Вернон Богданор сказал: «В британской политике Европа была токсичной проблемой, которая привела к разногласиям. В отличие от большинства вопросов, она вызвала разногласия не только между партиями – разногласия, которые, возможно, можно было бы уладить – но и глубокие разногласия внутри партий. Принципиальный вопрос состоит в следующем: Является ли Британия частью Европы? С точки зрения географии, конечно, ответ «да», но каков политический ответ? Если взять большую часть британской истории, то ответ – «нет»». По словам Богданора, Великобритания всегда демонстрировала ограниченную приверженность европейской интеграции, потому что ее исторический опыт полностью отличался от опыта континентальных держав. Эволюция британской политической системы заняла более трех столетий, и адаптация этой системы к системе ЕС оказалась более сложной, чем адаптация других государств-членов, особенно государств-основателей. Именно по этой причине Великобритания отвергла идею федеративного европейского государства.
Одной из причин, почему Великобритания не присоединилась к европейской интеграции в начале, были ее особые отношения со многими из ее бывших колоний. На протяжении четырех столетий Великобритания инвестировала огромные ресурсы в строительство своей империи и, следовательно, пользовалась выгодами дешевого сельскохозяйственного импорта, имеющего решающее значение для снабжения продовольствием. Британская империя распалась, но Британское Содружество сохранялось на протяжении десятилетий. После Brexit очевидным вариантом для Великобритании может стать оживление прежних политических и экономических связей. Новые возможности могут быть открыты за пределами Содружества и в других регионах мира. Например, весьма вероятно, что в будущем более важными для обеих стран станут американо-британские отношения.
Выход Великобритании – не единственный неожиданный вызов для ЕС. В последние годы возникли разногласия по поводу новых угроз безопасности. Было бы желательно, чтобы остальные государства-члены пришли к соглашению о секьюритизации этих новых рисков. Уроки секьюритизации истории 1950-х годов создают полезный прецедент.
Комментарии закрыты.