Кризис на Украине противопоставляет мягкую силу Запада и грубую силу России
Мартин Соколов, Центр им. Маршалла
«Сильные делают, что хотят, а слабые – что приходится.»
~ Фукидид, «История Пелопоннесской войны»
После окончания Второй мировой войны мир в Европе зависел от Вашингтона, Берлина и Москвы. Задачей НАТО в Европе было поддерживать Вашингтон, сдерживать Берлин и держать Москву в стороне. Это был наилучший способ сохранить мир на Европейском континенте. Таким образом, мир оказался разделенным на две части, Москва и Вашингтон стали оплотами коммунизма и капитализма, а железный занавес в Европе разграничил эти две идеологии. В конце концов, идея демократии одержала верх и не только Берлин, а вся Европа объединились, в то время как СССР распался.
После окончания Холодной войны мир больше не казался поляризованным. Радикальные идеологии и соответствующие угрозы продолжали существовать повсюду, однако ядерное уничтожение перестало быть вездесущей угрозой. Более того, последовавшие за распадом Советского союза десятилетия стали для европейских стран особенно плодотворными. Западная Европа приобрела новые рынки на Востоке, а посткоммунистические страны предприняли попытки вступить в Европейский союз. Одним из первых действий новых постсоветских государств была подача заявок на вступление в ЕС и НАТО – цель, которую они лелеяли годами, если не десятилетиями. В условиях либерального мирового порядка преследовать эту цель было их правом.
Однако теперь, оглядываясь назад, мы понимаем, что постсоветская Россия не приняла западный либеральный мировой порядок и считает принятие ее бывших «союзников» в НАТО и ЕС недобровольным. Собственно говоря, сама Россия не является постсоветской страной – она является последним осколком старого советского строя. И, пока НАТО и ЕС расширялись, Москва строила планы, делала расчеты и копила силы. Начиная с 2014 г., мы стали свидетелями нового противостояния между Востоком и Западом, столкновения между демократией и авторитаризмом. Однако Берлин больше не является фокусом этого противостояния. Первое крупное столкновение в Европе произошло в Киеве, где Москва проиграла битву, но смогла начать войну – войну, проходящую по правилам России и вдоль ее границ.
Следует спросить: как и почему до этого дошло? И что с Украиной? Я считаю, что раз мы имеем дело со сценарием времен Холодной войны, то здесь требуется логика времен Холодной войны, также известная как «реализм». Однако более важно понять разницу между тем, что две стороны конфликта могут предложить Украине и другим постсоветским странам. Именно здесь в игру вступает Фукидид, успешно различавший гегемонию и архэ – термины, которые мы сегодня обычно используем в качестве синонимов, но которые в древнегреческом языке означали диаметрально противоположные вещи. («Архэ» — это корень слов «монархия», «анархия» и многих других.)
Центральным понятием школы политического реализма является власть; чем больше власти, тем больше безопасности, а так как основными игроками являются государства, то они и добиваются власти. Таким образом, государства постоянно борются за относительную выгоду, так как они никогда не могут быть уверенными в намерениях других игроков. В контексте Холодной войны больше власти и влияния у США означало меньше и того, и другого у СССР; больше союзников у одной из сторон означало меньше союзников у другой. Данная проблема лучше всего иллюстрируется «Историей Пелопоннесской войны» Фукидида, а именно содержащимся в ней «Мелосским диалогом».
История Фукидида описывает упадок афинской гегемонии до несостоявшейся архэ. Здесь нужно подчеркнуть, что древнегреческое и современное английское понимание гегемонии разительно отличаются. В XX веке под гегемоном, будь то глобальным или региональным, мы стали понимать государство, которому нельзя противостоять с точки зрения военного потенциала, — всемогущее государство. Однако для Фукидида правильным термином для такой подавляющей силы было «архэ», а не «гегемония». Во времена Холодной войны Советский союз осуществлял архэ, или контроль, над странами Варшавского договора. На протяжении всей эры Холодной войны страны, пожелавшие дезертировать из советского блока, сталкивались с военной силой, как только они начинали действовать в этом направлении, — на их улицах появлялись танки, демонстрируя «право сильного». По другую сторону Железного занавеса западноевропейские страны не бросали вызова США. Возможно, если бы они попытались это сделать, то столкнулись бы с силой США, но у них не возникало необходимости в этом. Свободный мир был наполнен личными правами, политическими свободами и синими джинсами – иными словами, это была гегемония США.
Фукидид проводит тщательное и строгое различие между этими двумя формами влияния. Для греков IV и V веков до н.э. гегемония была связана со временем, которое само являлось почетным даром. Время предоставлялось по свободному согласию греческих государств и общин в качестве награды за успехи и удерживалось по согласию, а не силой. Сегодня мы называем это «мягкой силой»: способность государства привлекать союзников и получить право быть лидером. В то же время, «архэ» – это сценарий, в котором государство завоевывает и оккупирует территорию силой.
Что касается Афин в V веке до н.э., то переход от гегемонии к архэ произошел в случае острова Мелос. Афины пользовались доверием своих союзников, и когда Афинам требовалась помощь, то те ее предоставляли. Однако когда афиняне стали опасаться спартанцев, то обратились к мелосцам, верным союзникам Спарты, и потребовали безоговорочной капитуляции. Мелосцы попытались убедить афинян позволить им сохранить нейтралитет. Однако афиняне предъявили мелосцам ультиматум: если остров не присоединится к Афинам, то будет завоеван, – заявив при этом: «Сильные делают, что хотят, а слабые – что приходится».
Мелосцы отказались присоединиться к афинянам и были жестоко наказаны. Однако более важным результатом стало то, что Афинская империя обрекла себя на гибель. Хотя она продолжала существовать на карте, отныне ее влияние было основано на страхе, а не на уважении. Стоит ли говорить о том, что когда империя основана лишь на страхе, то уменьшение ее военных возможностей означает гибель этой империи.
Во времена Холодной войны Москва опиралась в своей власти и влиянии на страх и вымогательство; и как только она не смогла больше соперничать с Западом, СССР распался, а все ее верные союзники перебежали на сторону Запада. Выбор формы правления, выбор союзников и принятие решения об участии или неучастии в союзах являются суверенными правами государства. Практически все республики бывшего СССР начали вестернизации при первой же возможности, и лишь Украина оставалась одним из немногих европейских постсоветских государств, не являвшимся ни членом НАТО, ни ЕС.
Россия, однако, не признала, что ее соседи приняли суверенные и демократические решения о вступлении в ЕС и НАТО, вместо этого она рассматривала расширение ЕС и НАТО как насильственный процесс и один из видов гонки вооружений, ведущейся Западом. Таким образом, когда Украине была предоставлена возможность присоединиться к Западу, страна превратилась в «новый Берлин» — место нового столкновения Востока и Запада.
Важно отметить, что у России в изобилии имеются возможности мягкого влияния на своих бывших партнеров по СССР: общая культура, близость языка, а также русскоговорящие меньшинства. Для Москвы было достаточно легко вести пропагандистскую войну в этих странах. Однако вторжение на Украину породило контрпропаганду. Стали расти опасения дальнейшей агрессии со стороны России. Своими собственными действиями Москва разрушила имевшуюся у нее возможность стать региональным гегемоном, и теперь у нее нет другого выбора, как немедленно применить архэ или продолжить терять «союзников».
Остается вопрос: какова судьба Украины? Страна пала жертвой односторонней политики силы. Неважно, пытались ли США при помощи НАТО расширить свою сферу влияния в Восточной Европе — новые восточные члены Альянса сами сделали выбор в пользу членства в нем. Важно то, как именно это расширение воспринималось Россией, — а Россия решила, что оно имеет враждебный характер. Поэтому единственно возможным выбором для Москвы было пытаться достичь архэ и противостоять Западу единственным известным ей способом: при помощи грубой силы. Пропагандистская машина Кремля работает как бы в эхо-камере: она совершенно бесполезна за пределами российских границ и их ближайших окраин.
Суровая реальность состоит в том, что Украине придется пострадать за свой суверенитет и свои свободы. В глазах российской архэ она является лишь относительной выгодой, которую нельзя уступать Западу. Ирония здесь в том, что ЕС и НАТО уже одержали победу. Представляемые этими организациями ценности слишком привлекательны для того, чтобы быть запятнанными любым количеством грубой силы. Сепаратистские государства, недавно созданные за счет Украины, не способы выжить в современном мире за пределами границ России.
Украина станет частью гегемонии Запада, опасения России окажутся самореализующимися, а ее мечты об успешной архэ рухнут под своим собственным весом – все это лишь вопрос времени.
Комментарии закрыты.