Отчужденные

Чувство отчужденности разжигает радикализацию в Великобритании

Лоранд Бодо, Ridgeway Information

На сегодняшний день большинство моделей и теорий, пытающихся объяснить, как и почему происходит радикализация личности, склонны считать радикализацию следствием определенных предшествующих явлений. В 2015 г. два ученых, Мухаммед Хафез и Крейтон Муллинз, обобщили всю последнюю эмпирическую литературу по вопросам причин и динамики радикализации доморощенного экстремизма внутри западных стран, предложив ее теоретический синтез. В соответствии с их теорией, насильственная радикализация, образно говоря, представляет собой головоломку, состоящую из четырех частей: недовольство; переплетенные межличностные связи; политические и религиозные идеологии; и благоприятная среда и поддерживающие структуры. Когда эти четыре фактора сходятся вместе, то, по их словам, человек превращается в воинствующего экстремиста. И хотя эти «ингредиенты» известны (или кажутся известными), противостояние радикализации все еще представляется трудной и сложной задачей. На самом деле, до сегодняшнего дня так и не найдено единое и универсальное объяснение радикализации, и, похоже, что его поиск может оказаться бесполезным занятием.

Д-р Шираз Махер, признанный эксперт в вопросах джихадистского движения, выделяет аспекты самобытности и принадлежности к группе в качестве наиболее важных движущих сил во многих случаях радикализации. И тут возникает вопрос, какой вклад эти факторы вносят в явление насильственной радикализации. Как свидетельствует анализ «Гражданского опроса» за 2001-2011 гг., проведенный в Англии и Уэльсе профессорами Саффроном Карлсеном и Джеймсом Назру, 90% мусульман, индусов, сикхов и христиан отождествляли себя с Великобританией. Другими словами, 90% опрошенных придерживались британских ценностей. И хотя этот процент довольно высок, остается все же 10% опрошенных, считающих, что они не принадлежат к обществу Великобритании. Учитывая тот факт, что вопросы самобытности и сопричастности являются ключевыми движущими силами радикализации, и тот факт, что к исламистским вооруженным группировкам присоединилось больше британцев – мусульман, чем поступило на службу в Вооруженные силы Великобритании, это подводит к вопросу, в какой степени чувство отчужденности приводит к радикализации. Это становится чрезвычайно важным в разработке и реализации более эффективных контрмер для сдерживания и остановки процесса радикализации уязвимой части британских граждан. Таким образом, существует необходимость в более детальном понимании концепций самобытности, сопричастности и насильственной радикализации.

Возможно, что политики и существующие правила, обстановка в семье, общество в целом, британские мечети и интернет все вместе способствуют появлению этого чувства отчужденности. Выявление этих источников могло существенно повлиять на процесс насильственной радикализации отдельных людей, особенно мусульман во втором и третьем поколении. В этом случае следует подчеркнуть, что корень проблемы насильственной радикализации не в том, что человек изначально является религиозным фундаменталистом, а в том, что он принадлежит к группе, в которой доминирует определенная идеология.

Теория социальной самобытности

Ключевое допущение теории социальной самобытности (ТСС) состоит в том, что люди стремятся к повышению и сохранению самоуважения и позитивной социальной самобытности. Это приводит к тому, что они проводят социальное сравнение между группой, к которой они принадлежат («своей группой») и соответствующими группами, с которыми они себя сопоставляют («чужой группой»). По мнению авторов исследования Дональда м.Тэйлога и Фатхали м. Моггамада, конечная цель такого сравнения состоит в обеспечении одновременно четкой и позитивной позиции для своей группы и прежде всего для ее самоуважения. Тем не менее, если собственная социальная самобытность покажется неудовлетворительной, люди будут стремиться покинуть свою группу и примкнуть к более позитивной чужой группе. Как альтернативный вариант, по мнению польского социального психолога Генри Таджфела, люди будут стремиться внести позитивные отличия в собственную группу.

Как считают исследователи Дэви Брэннан, Филип Ф. Эслер и Андерс Стриндберг, ТСС состоит из трех компонентов: когнитивного, оценочного и эмоционального. Основной постулат ТСС состоит в том, что человек идентифицирует себя с одной или несколькими группами, к которым он принадлежит. Когнитивный компонент здесь состоит в осознании сопричастности человека к конкретной группе. Например, молодой мужчина-мусульманин отождествляет себя по религиозному признаку с мусульманской общиной. Таким образом, он ощущает себя членом определенной мусульманской общины (группы мусульман). Второй элемент дает оценку членства индивидуума в группе. Как упоминалось ранее, люди стремятся к поддержанию и повышению самоуважения и социальной самобытности. Членство в определенной группе может иметь для человека как позитивную, так и негативную ценность. Возвращаясь к первому примеру, молодой мужчина-мусульманин может отрицательно оценивать свое членство в мусульманской общине.

Такая оценка может иметь несколько объяснений. Тем не менее, она ведет к третьему компоненту ТСС – эмоциональному. На основании своей оценки у человека появляется позитивная или негативная привязанность к своей группе. В предыдущем примере у молодого мусульманина развилась негативная эмоциональная привязанность, такая как ненависть, неуважение, стыд и т.д. к своей группе, членом которой он является, т.е. к мусульманской общине. Как следствие, у него есть два варианта: он может покинуть мусульманскую общину и присоединиться к новой группе, например, к иудейской или христианской общине; или он может остаться в мусульманской общине и пытаться улучшить имидж своей группы. Этого можно достичь, например, путем усиления религиозности и разработки и реализации происламских кампаний с целью улучшения имиджа мусульманской общины среди широких слоев общества. Однако, независимо от выбранного варианта действий, все замыкается на повышении и поддержании самоуважения и социальной самобытности.

Идеология и проповедники ненависти

Идеология может представлять собой наиболее важный фактор в насильственной радикализации. В этой связи особо стоит выделить идеологию такфиризма, которая практикует объявление отдельных людей неверными. Эта строгая интерпретация в основном используется для устранения оппонентов и достижения большей власти. Например, в 1803 г. Абд аль-Азиз Ибн Мухаммад использовал идеологию такфиризма для оправдания уничтожения тысяч шиитов, включая женщин и детей, в г. Кербала (нынешний Ирак). Этот факт приводит исследователь Кэрен Армстронг. Использование идеологии такфиризма позволяет заклеймить человека как неверного (кафир), что служит оправданием убийства этого человека.

Помимо идеологии такфиризма опасным элементом в процессе радикализации являются также и проповедники ненависти. «Это чистое безумие … игнорировать тот факт, что сеющие раскол проповедники являются, возможно, самым опасным отдельно взятым элементом в сложившейся ситуации», – сказал автору этой статьи бывший экстремист и вербовщик. Особо он подчеркнул способность этих проповедников убеждать других людей: «Проповедники ненависти только усугубляют ситуацию, они извращают веру, они развращают сердца … Они выступают в роли катализатора, они несут отраву, они не просто подливают масла в огонь, они бросают в огонь взрывчатку». Вкратце можно сказать, что идеология такфиризма и проповедники ненависти являются основными факторами, направляющими чувство отчужденности в русло насильственной радикализации. Само по себе чувство отчужденности не обязательно ведет к радикализации – феномен отчужденности довольно распространен, в то время как насильственная радикализация носит ограниченный характер. Таким образом, требуется посредник, который бы успешно направил негативные чувства отчужденности в сторону позитивного чувства принадлежности, но принадлежности к «неправильной» группе – к насильственной радикальной группировке.

Большая и маленькая буква «п»

Политика с маленькой буквы «п» чрезвычайно важна для формирования чувства сопричастности. Здесь имеется в виду ключевая концепция политической географии, которая разделяет политику на две основные категории – политику с большой буквы «п» и с маленькой. В традиционном понимании политикой с большой буквы «п» обозначаются государства и их отношения с другими странами, в то время как политика с маленькой буквы «п» определяется негосударственными субъектами, осуществляющими свою деятельность через общественные движения и другие группы, о чем говорится в книге «Ключевые концепции в политической географии», вышедшей в 2008 г. Тем не менее, как отмечает специалист в области социальной и городской географии д-р Аршад Исакджи, политика с маленькой «п» занимается не только политикой негосударственных субъектов, но также и политикой самобытности и сопричастности. Сопричастность, как пишет исследователь Нира Юваль-Дэйвис, может быть двух типов: эмоциональная сопричастность, которая охватывает личные аспекты, такие как чувство комфорта, чувство дома и чувство счастья; и политика сопричастности, проводящая разделительные линии внутри государства, делящие людей на «нас» и «их». Говоря иными словами, политики и существующие правила могут передать либо чувство сопричастности, либо ощущение отчужденности, которые человеку чрезвычайно важны для понимания его самобытности. И на этом основании Исакджи считает, что политика с маленькой буквы «п» также важна, как и политика с большой «п».

Открытое письмо, опубликованное в газете «The Guardian», подчеркивает серьезное влияние, которое оказывает политика с маленькой буквы «п», когда она проводит разделительную линию между британским обществом и мусульманской общиной Великобритании. Автор письма, британец-мусульманин, обращается к речи тогдашнего премьер-министра Дэвида Кэмерона, призывающего бороться с экстремизмом в Великобритании, которая вызвала возмущение в среде британских мусульман. Автор письма жалуется, что «несмотря на то, что я родился в Манчестере, вырос здесь и являюсь добропорядочным гражданином этого города (оставим в стороне тот факт, что я болею за футбольный клуб «Ливерпуль»), впервые за 37 лет у меня появилось чувство отчужденности. Да, я мусульманин. Просто британский мусульманин». В этой цитате отмечаются два важных аспекта. Во-первых, возможности политиков провести разделительную линию в обществе, а именно линию между британскими мусульманами и остальной частью британских граждан. Во-вторых, разделение британцев на различные группы может заставить первую группу замкнуться в себе, объединиться на основе чувства солидарности и в конечном итоге образовать параллельное общество, таким образом еще больше отдаляя британских мусульман от всех остальных британцев.

Следующая цитата молодой мусульманки из Великобритании, позаимствованная из исследования Тахира Аббаса и Ассмара Сиддики, подтверждает этот аргумент: «Все больше молодых мусульманок носит хиджаб (платок на голове) и все больше мужчин отращивают бороды и носят шапочки … Я думаю, что это своеобразная форма сопротивления … расизму и, как им кажется, нападкам на их веру. Это дает им чувство самобытности». Если политики и существующие правила заставляют британских мусульман принять «британские ценности», и если в довершение всего им прямо или косвенно дают понять, что они не принадлежат к британскому обществу, то это может привести к серьезным последствиям в плане процесса их радикализации. Если у британских мусульман появится ощущение, что они больше не являются британцами, то, в соответствии с ТСС, принадлежность к мусульманской общине получит четко выраженную позитивную характеристику и поможет в укреплении и сохранении их социальной самобытности. Следовательно, эти люди смогут принять больше культурных и религиозных ценностей мусульманства, что в результате может привести к более строгой интерпретации ислама – иными словами, эти люди превратятся в религиозных фундаменталистов.

Обстановка в семье

Отчуждение британских мусульман происходит не только по вине политиков и существующих правил, начало этому может быть положено и в семье. Как считает бывший экстремист и вербовщик, давший интервью автору этой статьи, «воспитание ребенка в семье без должного чувства самоуважения способствует радикализации». Дисциплина в семье, например, строгое подчинение и уважение родителей, напрямую связано с чувством самоуважения в среде подростков из религиозных меньшинств. Как показывает исследование Дж. Е. Ольсена, Б. К. Барбера и С. С. Шегеля, опубликованное в 1997 г., применение психологического контроля внутри семьи, где исповедуются коллективистские ценности, такие как взаимозависимость, ведет к понижению самоуважения у детей. Кроме того, исследование, проведенное Х. Ченом, М. Лиу и Д. Ли в 2000 г., доказывает, что обстановка в семье имеет существенное влияние на физическое и умственное развитие подростков. Эти два исследования четко показывают, что неблагоприятная обстановка в семье, вызванная чрезмерной дисциплиной и отсутствием общения, в значительной степени сказывается на развитии подростков.

Недостаточное общение между членами семьи может привести к тому, что у ребенка с низким уровнем самоуважения разовьется психологическое расстройство, такое как эмоциональная уязвимость. Исследование, проведенное профессором психологии Мейфеном Вей и его коллегами, изучило вопрос о том, может ли использование социальной поддержки в отношении расовой дискриминации привести к психологическим расстройствам у лиц с высоким или низким уровнем самоуважения. Они пришли к выводу, что низкий уровень социальной поддержки, иными словами, недостаток общения в семье, может подвергнуть мальчиков с низким уровнем самоуважения риску развития психологических расстройств. Исследование, однако, не смогло прийти к законченным выводам относительно девочек.

Рассмотрение случая с Омаром аль Хаммани – молодым человеком, присоединившимся к лагерю сомалийских террористов – является свидетельством того, насколько серьезное влияние может оказать обстановка в семье. Процесс его радикализации проходил отдельными этапами и начался с его интереса к террористическим нападениям 11 сентября. Газета «The New York Times» отмечает, что он сделал следующее замечание: «Трудно поверить в то, что это могли сделать мусульмане». Он пришел к выводу, что недостаточно знаком с исламом, что привело его к поискам наставников и учителей. Можно предположить, что эти наставники были проповедниками ненависти, использовавшими радикальную насильственную идеологию для того, чтобы подвергнуть Хаммами насильственной радикализации. Изучение этого конкретного случая не дает достаточно доказательств в поддержку этого предположения, но мы можем допустить, что обстановка в семье привела к тому, что Хаммами стал стремиться к строгой интерпретации ислама, а именно салафизму. Друзья Хаммами полагают, что его склонность к салафизму основана на желании подчеркнуть различия между ним и его отцом. Следовательно, основываясь на ТСС, можно предположить, что у Хаммами не было чувства принадлежности к своей семье, и, таким образом, он стал искать новую группу, которая бы повысила его чувство социальной самобытности. К сожалению, он присоединился не к той группе, к которой нужно – он присоединился к сомалийской террористической организации.

Общество

Аналогичным образом и общество может сделать эмоционально уязвимыми предрасположенных к этому людей. Расизм по отношению к мусульманам может очень серьезно повлиять на их ощущение сопричастности. По мнению профессора психологии Элизабет Брондоло, расизм можно демонстрировать различными способами, например, такими, как культурный расизм (как этнические группы представляются в СМИ), институциональный расизм (правила и/или институциональные процедуры, например, последствия политики противостояния радикализации) и межличностный расизм (расизм по отношению к отдельным людям в повседневной жизни). В исследовании, проведенном Брондоло и ее коллегами в 2012 г., был сделан вывод о том, что у людей, испытывающих проявление расизма, могут развиться такие симптомы, как депрессия. И поэтому как семейная обстановка, так и общество могут вносить значительный вклад в формирование психологической уязвимости, которая подвергает человека большему риску стать жертвой насильственной радикализации – насильственное радикальное поведение может интерпретироваться как ответ на проявления расизма. Аббас и Саддики проанализировали представления о процессе радикализма среди британских мусульман – выходцев из стран Южной Азии – в английском городе Бирмингем. Один из тех, у кого брали интервью, обратил на себя внимание своим заявлением относительно расизма и радикализации: «Я предполагаю, что радикальное поведение является ответом на многочисленные факторы … ответом на подавление, вытеснение, расизм … что заставляет молодых людей принять радикальный ислам как форму сопротивления». Политики, существующие правила, положение в семье и само общество имеют возможности посылать людям сигналы об их сопричастности или отчужденности. В случае с британскими мусульманами все эти факторы оказываются переплетенными и, что самое главное, способствуют процессу насильственной радикализации, делая уязвимыми подростков, податливых к насильственной радикальной идеологии.

Аналогичным образом фильм британских документалистов «На экране – джихад: Великобритания», вышедший в 2015 г., демонстрирует, как чувство отчужденности в двух случаях привело к принятию насильственной радикальной идеологии. В этом документальном фильме Дия Хан пытается добраться до корней исламского экстремизма в Великобритании, беседуя с бывшими экстремистами, среди прочего, о причинах, по которым молодые британцы-мусульмане присоединяются к насильственным радикальным группировкам, таким как ИГИЛ. Выделяются ответы двоих опрашиваемых – Альяса Кармана и Мунира Замира. У них есть общий фактор, способствовавший их насильственной радикализации, а именно чувство отчужденности, которое дало им британское общество. Карман и Замир чувствовали себя отвергнутыми британским обществом из-за своей этнической принадлежности, а Замир еще и из-за своей инвалидности. Замир вспоминает: ««ПАКИ – УБИРАЙТЕСЬ ДОМОЙ!». Первые 16 лет своей жизни я слышал этот призыв с таким же постоянством, с каким пять раз в день раздается призыв к молитве». Эти постоянные агрессивные расистские высказывания глубоко задели Замира и в конце концов привели его к мысли о том, что он не принадлежит к британскому обществу. В противоположность ему Карман говорит: «Я сделал все, чтобы вписаться в общество, я даже встречался с белой девушкой и пробовал другие приемы … и все равно общество меня не приняло». Оба этих случая подчеркивают важность сопричастности – оба молодых человека были отвергнуты британским обществом, что подтолкнуло их присоединиться к группе из другой категории с целью повысить свою социальную самобытность. К сожалению, они присоединились не к той группе, к какой нужно, и попали под влияние проповедника ненависти, который направил их недовольство в русло насильственного радикального поведения.

Британские мечети

Британские мечети должны представлять собой места утешения, дающие ориентиры и поддержку или, если быть более точным, источник сопричастности. Если же мечети вселяют чувство отчужденности, радикальные группировки заполнят этот вакуум, проповедуя насильственную идеологию, которая найдет отклик у уязвимых подростков. Половина мусульманского населения Великобритании моложе 25 лет и представляет собой огромную мишень для радикальных группировок.

Два важных фактора подрывают роль британских мечетей. Во-первых, это способ функционирования британских мечетей, во-вторых, культурный и языковой барьер британских имамов. Имран Сулеман, имам, родившийся и прошедший обучение в Великобритании и проповедующий в мечетях по всей стране, сказал ведущей британского радио Самире Ахмед в 2015 г., что, по его мнению, многие пожилые имамы из индийского субконтинента настаивают на том, чтобы британские мечети функционировали точно также как в Индии или Пакистане. По оценкам опроса Фонда Quilliam, проведенного в 2008 г., подавляющее большинство британских имамов родились и прошли обучение за границей. И хотя эти статистические данные почти десятилетней давности, считается, что такое соотношение за эти годы не сильно изменилось. Если имамы отказываются принять современные британские культурные ценности, то в результате мечети в стране начинают функционировать так же, как за рубежом, что в свою очередь приводит к тому, что большое количество подростков начинают чувствовать, что они не принадлежат к британскому обществу, поскольку имамы проповедуют в такой манере, которая чужда традициям либерального и демократического государства.

Как следствие этого, молодые люди начинают искать источники, проповедующие ислам в таком контексте, который им больше подходит. У насильственных радикальных группировок есть возможность заполнить эту пустоту. «Многие молодые люди, когда они идут в мечеть и видят там узость мышления, устаревшие и непродуктивные культурные традиции, церемонию на языке, который они не понимают, то их начинает тянуть к экстремизму или они идут на церемонию к тому проповеднику, который, по их мнению, более четко излагает свои мысли и свои взгляды», – разъяснил британский имам Сулеман в одной из радиопередач. Что касается культурных и языковых барьеров, то британские имамы не в состоянии объяснить британским мусульманам, как справляться с этими трудностями. Аббас и Саддики считают, что этот вакуум легко заполняется насильственными радикальными группировками, которые утверждают, что понимают проблемы недовольной молодежи, дают ответы на их вопросы, которые кажутся правильными, и самое главное – говорят на том языке, который понимает молодежь. Более того, аполитичный подход британских мечетей способствует распространению радикальной идеологии. Разрушительный побочный эффект такого подхода состоит в том, что люди, желающие обсудить политические вопросы, вынуждены искать тайные места, где они могли бы свободно выражать свои мысли и мнения без опасения быть изгнанным из мечети, что, согласно Исакджи, является основным наказанием за свободомыслие. Если мечети не могут быть тем местом, где мусульмане могли бы обсуждать политические вопросы, то такую возможность предоставят насильственные радикальные группировки.

Для того, чтобы подкрепить этот аргумент эмпирическими доказательствами, уместно будет рассказать историю радикализации бельгийского подроста по имени Джеджоен Ботник. Его «хождение в джихад», как это назвал журнал «The New Yorker», началось, когда ему было 15 лет, когда он стал плохо учиться в школе и его девушка перестала с ним встречаться. Отец описал психическое состояние сына следующим образом: «Джеджоен провалился в черную дыру». Сам Джеджоен описывает этот период как «поиск и стремление найти альтернативу боли». Когда ему было 16 лет, он стал встречаться с девушкой-марокканкой, которая ему очень нравилась. Она сказала ему, что если он хочет с ней встречаться, то он должен больше узнать об исламе. Как следствие этого, Джеджоен принял ислам в 2011 г. в мечети Де Копел в Бельгии. Переломным моментом в его «хождении в джихад», однако, было не принятие ислама, а именно мечеть, которую он посещал. Мечеть Де Копел, построенная в Антверпене в 2005 г., стала домом для сотен людей, перешедших в ислам, а также для мусульман второго поколения. Главная проблема состояла в том, что служения по пятницам проводились на арабском или турецком языках, которых Джеджоен не знал, что давало проповедникам ненависти возможность начать обрабатывать подростка. Через три месяца после принятия ислама сосед по имени Аззедин пригласил Джеджоена в штаб-квартиру «Шариат для Бельгии», организации, призванной установить халифат в Бельгии. Большую часть своего времени Джеджоен проводил в «Шариате для Бельгии», где, скорее всего, и прошел процесс радикализации. Как пишет журнал «The New Yorker», кульминацией его приобщения к джихаду стала поездка в Сирию с целью присоединиться к своим друзьям на поле боя. Опять же, ощущение отчужденности, – вызванное языковым барьером, необходимостью улучшить свою социальную самобытность и проповедниками ненависти, заставило уязвимого подростка присоединиться к более выраженной группе. У него был интерес к изучению ислама, но он не мог понять имама в мечети. «Шариат для Бельгии» ухватилась за эту возможность и предложила ему то, что он хотел – изучение ислама на том языке, который он понимал. К сожалению, эта организация проповедует насильственную радикальную идеологию, а не истинные ценности ислама.

Роль интернета

Интернет представляет собой еще один важный фактор, способствующий появлению чувства отчужденности. В сегодняшнем мире цифровых технологий этот фактор играет чрезвычайно важную роль в процессе радикализации. Во-первых, он служит виртуальным передатчиком сообщений для общества; во-вторых, он является своеобразным узлом связи для отчужденных людей. Как считает Исакджи, интернет в качестве передатчика сообщений, а особенно секции комментариев к газетным статьям в режиме онлайн, блоги и Фейсбук имеют особенно пагубное влияние на человеческое ощущение сопричастности к обществу. Например, секции комментариев к публикациям на веб-сайте «Huffington Post» или в газете «The Guardian» полны расистских антимусульманских комментариев, утверждающих, что мусульмане не принадлежат к британскому обществу. Можно предположить, что интернет приводит к эмоциональной уязвимости, поскольку он представляет собой виртуальное пространство для общества. Более того, как считает д-р Пол Корниш, интернет является виртуальным пространством, где анонимность гарантирована, в отличие от улицы, где люди напрямую сталкиваются друг с другом. Иными словами, интернет можно рассматривать как инструмент, позволяющий обществу анонимно излагать расистские взгляды.

Как упоминалось ранее, многие молодые мусульмане считают, что им не место в британских мечетях: кроме того, там им не разрешают обсуждать политические вопросы. Это чувство отчужденности в сочетании с политическим аспектом, обстановкой в семье и общественными настроениями вынуждает людей искать альтернативное место, где они могли бы общаться с единомышленниками, которые тоже чувствуют себя отчужденными. Интернет предоставляет отличную возможность легко найти общение. Исакджи полагает, что интернет превратился в узел связи для отверженных людей. Исследование, проведенное веб-сайтом debatingeurope.eu, выяснило, что 32% европейцев используют интернет для того, чтобы следить за политическими новостями. Более того, 40% опрошенных в возрасте от 15 до 24 лет высказывают свою точку зрения по социальным вопросам в социальных сетях, отражая широкий интерес к общественному участию. Если европейцы (особенно европейские мусульмане второго и третьего поколения) чувствуют себя отчужденными – из-за политических аспектов, ситуации в семье, общественных настроений, мечетей и интернета – насильственные радикальные группировки могут это использовать и направить стремление этих людей к принадлежности к группе в опасное русло. В этой связи т.н. «Исламское государство» является наиболее успешной технически-ориентированной террористической организацией в истории. Она знает, как использовать поверхностные, глубокие и социальные сети и даже аппликации с зашифрованными сообщениями, такие как Telegram, для распространения пропаганды, вербовки новых членов и для подстрекательства своих сторонников к совершению террористических актов, а в отдельных случаях и для детального руководства осуществления таких актов.

Несмотря на распространенное представление в правительственных и академических кругах о том, что интернет является фактором в процессе радикализации, он должен рассматриваться как ускоритель этого процесса, а не как источник. Бывший экстремист и вербовщик, давший интервью автору этой статьи, согласен с таким выводом. Делясь со мной своим прошлым, он подчеркнул, что он и его соратники прошли процесс насильственной радикализации, просматривая записи на видеокассетах, а не при помощи интернета. Основной движущей силой их радикализации был фактор недовольства. Советское вторжение в Афганистан и ощущение жестокости по отношению к бедным и невинным жертвам в Афганистане были основными причинами, побудившими этого человека и его товарищей принять участие в конфликте. Помимо этого, как Исакджи, так и бывший экстремист, давший мне интервью, отстаивают свои аргументы, указывая на то, что большинство людей имеют доступ в интернете к контенту насильственного, радикального характера; тем не менее, не все из них становятся насильственными радикалами. Кроме того, насильственная радикализация представляет собой улицу с двусторонним движением, где изначально требуется активное участие человека, заинтересованного в обработке радикальными идеями. Обобщая вышесказанное, можно сказать, что интернет предоставляет легко доступную платформу, но люди должны быть уже психологически открыты и восприимчивы к насильственной радикальной идеологии.

Выводы

Чувство отчужденности, вызванное политиками, существующими правилами, семейной обстановкой, британскими мечетями и интернетом, значительно влияют на процесс радикализации людей. Эти факторы определяют выбор человека – оставаться в «своей группе» или выйти из нее и присоединиться к другой, более выраженной, «чужой группе». В случае с мусульманами в Великобритании, существует большая вероятность того, что некоторые люди примут решение больше не принадлежать к британскому обществу и вместо этого более отчетливо ощущать себя членами мусульманской общины, как новой группы, и принять соответствующие более религиозные модели отношений и поведения. Например, политики и существующие правила могут поверхностно относиться к национальной принадлежности человека. Следовательно, более выраженное религиозное поведение – хиджабы у женщин или бороды у мужчин как ответ на проявление расизма – еще больше отдаляет британских мусульман от остального общества. В свою очередь, это в конечном итоге может привести к установлению некоего параллельного общества, в котором люди пытаются повышать и поддерживать свою социальную самобытность и самоуважение путем исповедования фундаментальных религиозных взглядов.

Тем не менее, насильственный радикализм не отождествляется с религиозным фундаментализмом; это, скорее, принадлежность к «неправильной» группе. Это помогает объяснить, почему лишь немногие проходят процесс насильственной радикализации, в то время как остальные прошли процесс ненасильственной радикализации – насильственная радикализация или просто радикализация зависят от решения человека, к какой именно группе он хочет принадлежать. Когда человек считает, что он принадлежит к конкретной группе, то он добровольно принимает ее общие подходы, модели поведения и ценности – группа сама определяет свою насильственную или ненасильственную ориентацию. В конечном итоге, каждый человек сам решает, оставаться ли ему в группе и принять ее ценности или же выйти и присоединиться к другой группе, которую он считает более подходящей для своего самоуважения и социальной самобытности.