АВТОР: Оскар Джонссон
ИЗДАТЕЛЬСТВО: Georgetown University Press
РЕЦЕНЗЕНТ: Патрик Сван, обозреватель журнала per Concordiam
О, как все было ясно и понятно в былые дни, когда государства объявляли войну своим противникам в вежливых дипломатических нотах и посылали телеграммой официальные декларации, как поступила Австро-Венгрия с Сербией, начиная в 1914 г. Первую мировую войну. Сегодня такие уведомления могут быть переданы в грубой форме через «Твиттер», если вообще будут иметь место.
На самом деле, мы оказались в расплывчатой ситуации, когда не знаем наверняка, находятся ли государства в состоянии войны, поскольку они перестали заявлять об этом четко и категорично. Что еще хуже, это когда одно государство считает себя в состоянии войны, а другое, по неведению, считает, что между ними все еще существует мир.
По мнению Оскара Джонссона, автора книги «Российское понимание войны: размытые границы между войной и миром», именно такая ситуация возникла сейчас в отношениях между Россией и западными странами. Джонссон – бывший директор стокгольмского «мозгового треста» «Free World Forum» и какое-то время был экспертом с узкой специализацией в Вооруженных силах Швеции. Джонссон пишет, что западные страны предпринимают действия, которые не считаются актами войны – санкции, продвижение демократии и информационные операции. В понимании России, однако, это может считаться объявлением войны и представлять непосредственную угрозу выживанию нынешнего режима. Говоря иначе, страны НАТО и ЕС считают, что в своих действиях они не пересекают давно установленную и общепринятую красную линию, отделяющую мир от войны; Россия же считает, что они эту линию пересекли.
Возьмем к примеру «цветные революции» в Восточной Европе и Западной Азии. Россия рассматривает их как форму войны, срежиссированную Западом с целью сбросить дружественные России правительства на ее границах. Россия видит в этом основной геополитический инструмент Запада для достижения своих политических целей. Эти революции равносильны особой форме войны, ставящей Россию перед неприятными вариантами покорного принятия перемен в правительствах этих стран в качестве свершившегося факта, вторжения в эти страны открыто или скрытно, с использованием «зеленых человечков», которые официально к России не имеют никакого отношения, или использования некинетичеких мер в виде агрессивной информационной войны.
Россия традиционно понимает войну как вооруженное насилие ради достижения политической цели, при этом категорически отвергая невоенные средства, пишет Джонссон. Однако, поскольку Запад использует ненасильственные средства очень эффективно, Россия считает, что эти средства равны насилию и представляют собой изменение характера войны. В ответ Россия сузила свой фокус, размыв границы между войной и миром.
Политическое и военное руководство России не будет заявлять публично и в одностороннем порядке о том, что характер войны изменился. Такое заявление, помимо прочего, шло бы вразрез с концепциями международного права, в особенности концепцией вооруженного нападения, но также и российского федерального Закона «Об обороне», который основывается на понимании войны как вооруженного насилия, указывает Джонссон. Российские политики и военные считают, что именно Запад изменил характер войны и задействовал наступательные невоенные средства без всяких публичных деклараций. Такая разница в понимании кроется в том, что Запад не видит необходимости в официальных декларациях, поскольку считает, что его невоенные меры нацелены на избежание войны, в то время как Россия видит в них акты войны.
У Запада понимание двухкомпонентное, с разделительной линией между войной и миром, пишет Джонссон, в то время как российское понимание войны всегда было ближе к образу постоянной борьбы и обостренного чувства отсутствия безопасности. Имеет место столкновение взглядов между тем, как западные страны выстраивают безопасность, основываясь на концепции расширения демократии и верховенства закона, и тем, как создает для себя безопасность российское руководство, которое сохраняет власть именно благодаря отсутствию и того, и другого. Россия видит в западных конструкциях стремление дестабилизировать неограниченную власть автократических государств и подтолкнуть их народы к протестам во имя западных ценностей. Даже если у Запада нет желания или возможностей начать военное наступление на Россию, пишет Джонссон, у НАТО достаточно сил для того, чтобы угрожать России невоенными средствами, что подорвет легитимность российского руководства или же будет представлять для него серьезную опасность. Несовпадение представлений о войне порождено фундаментальным несовпадением национальных интересов, ценностей и желанного миропорядка. Это означает, что этот глубинный конфликт не будет разрешен путем разрядки напряженности в отношениях.
Если государства почувствуют, что использование вооруженного насилия уже теряет свою актуальность как критерий начала войны, то все то, что делает легитимным другие формы насилия, становится более произвольным и зависимым от восприятия. Примером могут служить западные санкции против России, введенные после ее вторжения в Украину. Запад утверждает, что санкции были очень ограниченным ответом, предпринятым вместо действенных и решительных мер. Однако, российское руководство интерпретировало санкции как форму военных действий с целью добиться перемен в российском режиме.
Россия неверно интерпретировала действия и намерения Запада, в ее понимании ситуации в равной степени нашли отражение отсутствие чувства безопасности и паранойя. Такое понимание может привести к тому, что Россия усмотрит в действиях Запада генеральный план по ее развалу. Джонссон указывает, что признание этого не является аргументом против введения санкций или иных подобных мер, поскольку они могут иметь этические или стратегические плюсы. Оно, скорее, является призывом к осознанию политиками последствий, когда провокационные слова не соответствуют заявленным ограниченным целям предпринятых действий.
Запад, прежде всего, должен признать, что его основное исходное предположение в отношении России является неверным, указывает Джонссон. Западные страны считают, что это от них зависит выбор, вступать ли в войну с Россией, и это предположение лежит в основе каждого действия, которое одновременно стремится наказать Россию за ее враждебность и при этом «избежать эскалации». Проблема состоит в том, что такой подход предполагает, что нынешнее состояние – это состояние мира. Российское руководство, которое видит угрозу себе и своим интересам в этих невоенных подрывных действиях, приравнивает эти действия к использованию силы, иными словами, оно рассматривает их как акты войны. Россия считает, что такими действиями Запад размыл традиционную границу между войной и миром. Запад так не считает. Однако, напоминает нам Джонссон, для того чтобы наступило состояние войны, достаточно, чтобы одна из сторон видела себя в этой размытой зоне.
Поддерживая тезис о том, что война находится в активной фазе, хотя и ведется с использованием невоенных средств, Россия расширила свой инструментарий в информационной сфере. Он включает в себя все – от государственных СМИ, освещающих международные новости, и неправительственных организаций до «фабрик троллей», направляемых президентской администрацией, и мер служб разведки и безопасности, активно предпринимаемых в социальных сетях. Как считает Джонссон, все это делается ради единой цели подорвать общественную сплоченность и поддержку западного единства.
Какова цель России в войне? Она считает, что Запад посягает на ее сферу влияния в соседних странах, и хочет остановить это. Возможно, она даже хочет повернуть волну в другую сторону. Таким образом, российская политика стремится дестабилизировать не только единство в отдельных самостоятельных государствах, но и на Западе в более широком смысле, представленном такими организациями как ЕС и НАТО, пишет Джонссон.
Поскольку Россия считает, что именно Запад размыл границы между войной и миром, то она ответит дальнейшим размыванием поля боя собственным наращиванием использования невоенных средств. Это понимание битвы, угрожающей самому ее существованию, объясняет, почему Россия более решительна, больше готова идти на риск и более инициативна, чем благодушный Запад, считающий, что он пребывает в состоянии мира. И хотя силовая основа России не такая мощная как у Запада, Джонссон все же указывает, что для того, чтобы и дальше оставаться единым и целеустремленным, Западу необходимо признать, что он находится в состоянии конфликта с Россией. Западные политики должны быть знакомы с российскими представлениями о войне и безопасности для того, чтобы избежать повторного искушения основывать свою политику в отношении России на принятии желаемого за действительное и предположении наилучшего сценария развития событий. От этого может зависеть само их выживание.
Комментарии закрыты.