и война России против Украины
Д-р Павел К. Баев, старший научный сотрудник Института Брукингса, профессор-исследователь Института исследования проблем мира в Осло
Главной загадкой в войне, ведущейся в Украине, является российское нестратегическое ядерное оружие. В самом начале неудачно запланированного вторжения президент России Владимир Путин пригрозил Западу последствиями, «подобных которым вы не видели за всю свою историю», если они попытаются встать на пути России. В ходе войны он несколько раз прибегал к подобным угрозам, каждый раз вызывая всплеск спекуляций взволнованных комментаторов о возможности ядерного удара и вызывая беспокойство политиков. В феврале 2023 г., через год после вторжения в Украину, Путин приостановил участие Москвы в СНВ – в последнем российско-американском договоре о контроле над ядерными вооружениями. Но реальная готовность Москвы к преодолению ядерного порога все же гораздо ниже, чем утверждается в этом безответственном дискурсе. Кроме того, не было выявлено каких-либо материальных приготовлений к первому удару. Однако ядерный аспект этой сложной и далекой от завершения войны по-прежнему требует постоянного внимания аналитиков.
Проблемы стратегической триады
Официальный российский дискурс на тему ядерного оружия, оформленный в нескольких доктринальных документах и получивший развитие в многочисленных заявлениях и высказываниях президента, сосредоточен прежде всего на стратегическом наступательном потенциале, представляемом как высшая гарантия суверенитета России. В своем выступлении на коллегии Минобороны 21 декабря 2022 г. Путин вновь подчеркнул стремление к «повышению боеготовности ядерной триады», что, по мнению Кремля, гарантирует «стратегический паритет и общий баланс сил в мире». Модернизация систем стратегических вооружений наземного, морского и воздушного базирования действительно является приоритетом нынешней Государственной программы вооружений (ГПВ-2027, утверждена в 2018 г.), так же как и предыдущая (ГПВ-2020, утверждена в 2011 г.). Путин так часто хвастается превосходством стратегических вооружений, что фраза «аналогов нет» стала мемом в русском городском фольклоре. В упомянутом выше выступлении он счел нужным указать на предстоящее боевое развертывание тяжелой межконтинентальной баллистической ракеты «Сармат» (РС-28 или SS-X-30) – одного из «чудооружий», которое он с гордостью представил в своем обращении к Федеральному собранию в 2018 г.
В реальной войне эти колоссальные инвестиции практически не окупаются, поскольку подводные лодки класса «Борей» (самый дорогой проект ГПВ-2027) или обещанный «Сармат» (испытанный всего один раз) непригодны для нанесения ограниченного удара по Украине, а каждый пуск отслеживается американской системой раннего предупреждения. По мнению некоммерческой исследовательской группы Центр военно-морского анализа (Center for Naval Analysis), нанесение такого удара не вписывается в набор предложений, определяющих стратегию управления эскалацией, которая носит весьма неопределенный характер. Верховное командование России может предположить, что эти возможности сдерживают НАТО от прямого вмешательства в украинскую войну, но такого сдерживания можно было бы добиться с помощью меньшего и гораздо более дешевого стратегического арсенала в рамках концепции «разумной достаточности».
Тем не менее, один из компонентов стратегической триады широко и регулярно используется в войне: дальняя авиация. По сути, это наименее модернизированный стратегический потенциал России. Как сообщил в 2021 г. аналитик по оборонным технологиям Алекс Холлингс, разработка бомбардировщика нового поколения ПАК-ДА в ОКБ Туполева (финансируется с 2008 г.) откладывается на неопределенный срок. Стратегические бомбардировщики Ту-95МС и Ту-160, а также дальние бомбардировщики Ту-22М3 (технически не считающиеся стратегическими) наносят ракетные удары по городам и энергетической инфраструктуре Украины, не входя в ее воздушное пространство. По данным Международного института исследований проблем безопасности (IISS), точность и эффективность крылатых ракет большой дальности Х-101 и Х-22/32 вызывает большие сомнения; многие удары наносятся с акватории Каспийского моря, которое может скрыть любые сбои с запусками ракет. Неоднократно крылатые ракеты Х-55, предназначенные для несения ядерных боеголовок, использовались в качестве макетов без взрывчатого заряда для перегрузки украинской ПВО.
В результате этих постоянных атак пусковые базы становятся объектами ответных ударов со стороны Украины. 5 декабря 2022 г. авиабаза Энгельс (где базируются полки Ту-95МС и Ту-160) и авиабаза Дягилево (где базируется полк Ту-22М3) были поражены украинскими беспилотниками. Первые прямые удары Украины по объектам стратегических сил возмутили российских «патриотических» комментаторов, которые требовали жесткого возмездия. Однако российское командование предпочло сделать вывод, что украинские удары никак не являются нарушением «красной линии». 26 декабря по базе в Энгельсе был нанесен еще один удар.
В целом беспрецедентно интенсивное применение дальней авиации в ходе войны привело к значительной деградации воздушной составляющей стратегической триады, поскольку арсенал крылатых ракет стремительно иссякает, а технические ресурсы бомбардировщиков значительно истощены.
Нестратегические варианты ядерного оружия
Москва по-прежнему стремится подчеркнуть мощь своих стратегических сил. В 2022 г. были проведены два учения – в феврале, накануне вторжения, и в октябре, но самые острые споры среди экспертов и самые глубокие опасения среди политиков вызывают нестратегические возможности, которые упоминаются редко, если вообще упоминаются, в официальном российском дискурсе. Довольно необычный доктринальный документ «Основные принципы государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания», утвержденный в июне 2020 г., не содержит определения нестратегического/тактического оружия. В открытых источниках нет точных данных о количестве и типах ядерных боеприпасов, поэтому цифра 1500-2000 боеприпасов, принимаемая большинством наблюдателей за разумный показатель, по мнению Британского аналитического центра Королевский институт объединенных служб, остается, по сути, спекулятивной. По возможным средствам доставки имеются более точные данные, однако принято считать, что многие самолеты тактической авиации, морские системы вооружений (включая крылатые ракеты «Калибр») и ракеты «Искандер» наземного базирования являются системами двойного назначения и могут использоваться для нанесения нестратегических ударов.
Достоверно известно лишь то, что все нестратегические ядерные боеприпасы хранятся в 12 централизованных хранилищах, находящихся в ведении 12-го Главного управления Минобороны РФ с 1991 г., когда Президент Советского Союза Михаил Горбачев и Президент США Джордж Буш одобрили президентские ядерные инициативы (ПЯИ). В соответствии с этими односторонними и взаимными обязательствами, за более чем 30 лет ни одна ядерная боеголовка не была установлена на нестратегическую систему доставки. Однако механизм проверки так и не был согласован. Данные о состоянии российских боеголовок в лучшем случае носят отрывочный, построенный на слухах характер. Эксперты, такие как Павел Подвиг, старший научный сотрудник Института ООН по исследованию проблем разоружения, склонны считать, что при соблюдении всех протоколов технического обслуживания они готовы к боевому применению, если такой приказ будет отдан. Однако вполне возможно, что российские хранилища ядерных боеприпасов находятся в таком же плачевном состоянии, как и обычные арсеналы, и наверняка ни один офицер ВВС и ВМФ России не имеет непосредственного опыта обращения с ядерными боеприпасами.
Вполне логично (в той мере, в какой логика применима к решениям о применении ядерного оружия), что подготовка к боевому применению нестратегического ядерного оружия начнется с испытаний, которые не означают преодоления ядерного порога, но обеспечивают необходимую подготовку и сами по себе являются мощным сигналом. На российском полигоне Новая Земля было проведено множество необычных экспериментов – от надводного взрыва так называемой «Царь-Бомбы» мощностью 50 мегатонн в 1961 г. до неудачного испытания крылатой ракеты с ядерным зарядом «Буревестник» в 2018 г., но в настоящее время признаков подготовки к новым ядерным испытаниям не наблюдается. Также нет никаких видимых признаков подготовки к разблокированию одного или нескольких централизованных хранилищ нестратегических боеприпасов (особое беспокойство вызывает объект Белгород-22, расположенный всего в 30 км от границы с Украиной) или подготовки персонала для эксплуатации систем двойного назначения с ядерными боеголовками, пишет эксперт по вопросам обороны Ури Фридман в журнале «The Atlantic». Президент Белоруссии Александр Лукашенко неоднократно выражал готовность разместить и обучить свои войска применению ядерного оружия, однако о физическом перемещении боеголовок не сообщалось.
В ходе многочисленных ракетных атак России был накоплен определенный опыт, позволяющий сделать рабочие предположения о средствах нанесения ядерного удара по Украине, особенно в гипотетическом случае принятия политического решения о ядерной эскалации. Атака с моря крылатыми ракетами «Калибр» маловероятна, поскольку Черноморский флот России не располагает возможностями для хранения ядерных боеголовок, а их транспортировка в Крым сопряжена с чрезвычайно сложной логистической операцией. Наиболее простое техническое решение – прикрепить ядерную боеголовку к крылатой ракете Х-102 на авиабазе в Энгельсе и запустить ее с бомбардировщика Ту-95МС. Однако, по имеющимся данным, более двух третей таких ракет украинские ПВО перехватывают в ходе повторных атак, поэтому вероятность успешного удара невелика. Как утверждают российские официальные лица, новая гиперзвуковая ракета Х-47М2 «Кинжал» трижды применялась с полным успехом (обычная платформа – тактический самолет МиГ-31К). По мнению аналитика оборонных технологий Холлингса, тот факт, что ее практически невозможно перехватить, делает ее идеальной системой доставки для ядерного удара. Однако опыт эксплуатации все еще довольно короткий, и были сообщения по крайней мере об одной ракете, которая дала сбой во время запуска и упала на российскую территорию. Более того, в условиях затянувшейся войны характеристики российских воздушно-космических сил не улучшаются, а скорее ухудшаются, и риск человеческой ошибки или технической аварии в ходе сложной операции, необходимой для нанесения одного ядерного удара, должен рассматриваться как очень (но, возможно, не предельно) высокий в любом практическом стратегическом планировании верховного командования в Москве.
При таком планировании главным вопросом является эффект от одного нестратегического ядерного удара. Здесь стоит отметить, что российские ученые утверждают, что для преодоления ядерного порога не может быть веских оснований. Эти мнения могут мало что значить для военных расчетов, ориентированных на масштаб физического ущерба силам противника. По этой логике, концентрированная группировка украинских войск, готовящаяся к крупному наступлению, могла бы представлять собой подходящую цель. Вместе с тем, в предыдущих успешно проведенных наступательных операциях украинские войска были достаточно подвижны и рассредоточены на значительной территории, а российское командование, как правило, не имело надежных и своевременных разведданных о подготовке противника. Если демонстративный удар по пустому пространству, например, посреди Черного моря, может нанести большой экологический ущерб и привести к международным последствиям, то ядерный удар по городскому центру может вызвать череду жестких ответных мер со стороны Запада. Это значит, что у Москвы нет варианта, который бы устраивал ее по соотношению затрат и выгод.
Изменение параметров взаимного сдерживания
Как правило, в кинетической войне между ядерным и неядерным государством модель сдерживания неприменима. Однако, война в Украине намного сложнее этой элементарной схемы. И Россия, и возглавляемая США западная коалиция применяют методы и средства сдерживания, хотя и с разными целями и в разных режимах. Главной целью для Запада является сдерживание ядерной эскалации войны. Россия же преследует две взаимосвязанные цели: ограничить материальные масштабы поддержки Украины со стороны Запада и вызвать разногласия в западной коалиции. Безусловно, Украина не является пассивным объектом в этом асимметричном взаимном сдерживании, и она не только оказывает давление на Запад с целью получения дополнительной поддержки, но и сознательно пересекает предполагаемые российские «красные линии», чтобы подорвать ее позицию сдерживания. В общем и целом можно констатировать, что по состоянию на начало 2023 г. политика сдерживания Запада была гораздо более успешной, чем политика России.
Это вовсе не означает, что сдерживание Россией поддержки Украины со стороны Запада не принесло никаких результатов. С самого начала войны риск ядерной эскалации и оценка готовности Путина пойти на этот риск определяли соображения как в ключевых европейских столицах, так и в Вашингтоне, на основе которых принимались решения о конкретном содержании военной помощи Украине. Так, при всех трансформационных изменениях в политике Германии в отношении России, запечатленных в концепции Zeitenwende («сдвиг во внешней политике», объявленный канцлером Германии Олафом Шольцем в феврале 2022 г.), ее правительство до последнего момента колебалось с одобрением поставки основных боевых танков Leopard-2. Однако крайне важной является очевидная тенденция к предоставлению украинской армии более эффективных и дальнобойных систем вооружения, которые западные лидеры уже не считают «провокационными». Наиболее ярким проявлением этой тенденции стало решение США о поставке четырех батарей М142 HIMARS (Высокомобильный артиллерийский ракетный комплекс), а также обязательство президента США Джо Байдена поставить ракеты типа «земля-воздух» MIM-104 Patriot, которое было оперативно одобрено Конгрессом США.
В снижении эффективности российской политики сдерживания можно усмотреть два подрывных элемента, первый из которых – сознательный и решительный отказ Украины от попыток ограничить свои военные возможности. Вслед за ракетным ударом по авиабазе Саки в Крыму в начале августа 2022 г. была осуществлена проникающая атака беспилотников (воздушных и морских) на военно-морскую базу в Севастополе в конце октября и ранее упомянутые удары по стратегическим авиабазам в начале декабря. Все это формирует модель легитимного поражения российских военных объектов вдали от непосредственного района боевых действий. Взрыв на Керченском мосту 8 октября 2022 г. и недавний удар 12 августа 2023 г. выделяются в этой модели как диверсии, а не военные удары, но их можно поставить в один ряд со взрывом на авиабазе «Веретье» в Псковской области России, в результате которого были уничтожены два вертолета Ка-52. Несмотря на предупреждения США, украинские войска нанесли высокоточный удар по российскому командному центру в районе Изюма на востоке Украины, где в начале мая 2022 г. проводил совещание начальник Генерального штаба генерал Валерий Герасимов. После этого был нанесен удар, в результате которого в декабре 2022 г. в Донецке, на востоке Украины, был ранен бывший заместитель председателя правительства России Дмитрий Рогозин.
Вторым элементом, подрывающим сдерживание, является нежелание или, возможно, неспособность России подкрепить агрессивную риторику действиями с применением ядерных боеприпасов. По данным отчета IISS, опубликованного в октябре 2022 г., никакой необычной активности вокруг ядерных хранилищ (включая Белгород-22) не обнаружено, о специальной подготовке персонала не сообщается, а сухопутные войска совершенно не готовы к ведению боевых действий на ядерном поле боя. Военные учения с имитацией ядерного взрыва не проводились, а учения «Восток-2022» были менее масштабными (по сравнению с учениями «Восток-2018» и «Запад-2021») и носили исключительно конвенциональный характер. В Москве могли бы объявить об отмене ПЯИ от 1991 г., ограничивающей размещение нестратегических ядерных боеприпасов, или о выходе из Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, который так и не вступил в силу из-за того, что США и Китай его не ратифицировали, но ни того, ни другого не произошло. В результате аннексии четырех украинских областей, объявленной Путиным в сентябре 2022 г. и осуществленной в спешном порядке, предполагалось изменить контекст «спецоперации» таким образом, чтобы каждое продвижение Украины квалифицировалось как нарушение территориальной целостности России, однако отступление из Херсона показало, что этот предполагаемый передел границ не имеет существенного значения. Вместо расширения ядерного сдерживания Путин фактически аннулировал обязательство защищать суверенитет России ядерными средствами.
Последствия и перспективы
Ядерный аспект украинской войны требует постоянного внимания, и тот факт, что в первый год войны ядерный блеф Путина неоднократно повторялся, нисколько не уменьшает значение этого обстоятельства. Решение о начале вторжения было непродуманным, а само вторжение – плохо подготовленным и представляло собой стратегический просчет такого поразительного масштаба, что не исключено, что решение о переходе ядерного порога будет слишком большой ошибкой. Некоторым утешением может служить заметное снижение ядерной риторики в Москве к концу 2022 г. – началу 2023 г. Западные специалисты по сдерживанию, возможно, объясняют это отрезвление своей твердой позицией и конфиденциальным информированием о неизбежных для России последствиях ядерной эскалации. Точное содержание сигналов, переданных, например, директором ЦРУ США Биллом Бернсом руководителю СВР России Сергею Нарышкину, остается тайной, однако резкое выступление министра иностранных дел России Сергея Лаврова против якобы имевших место угроз США нанести «обезглавливающий удар» лично по Путину может дать некоторое представление об этом дипломатическом сдерживании. Ожесточенные выпады Путина в адрес Запада в новогоднем обращении 2023 г. могут служить косвенным подтверждением того, что прямые предупреждения США были услышаны.
Китай внес весомый вклад в обеспечение сдерживания и разубеждения, призванных предотвратить ядерную эскалацию, и западные политики, включая Байдена, приложили немало усилий для поощрения этих усилий. Неоднозначная позиция Китая в отношении решения Путина начать войну в Украине и довести ее до конца вызывает большую тревогу в Москве, а однозначно высказанное председателем КНР Си Цзиньпином мнение о неприемлемости ядерных угроз, безусловно, имеет большой вес. Китайские эксперты и комментаторы не стали подробно останавливаться на этом мнении Си и предпочли выразить уверенность в том, что такая позиция не повредит дружбе между двумя лидерами. При этом важно, чтобы в Китае и возглавляемой США западной коалиции культивировалось и укреплялось мнение о необходимости разъяснять Путину неприемлемость ядерного шантажа, даже если экономическое расхождение будет прогрессировать, а напряженность в Индо-Тихоокеанском регионе нарастать.
В целом опыт управления конфронтацией с Россией в ходе войны в Украине подсказывает западным политикам, что тщательно выстроенная и постоянно обновляемая комбинация материальных средств и политических коммуникаций может эффективно сдерживать российское руководство от применения ядерного оружия. Каждая из предполагаемых «красных линий» Путина, проведенных с целью ограничения поддержки Украины со стороны Запада, оказалась ложной, так что эту метафору можно смело отбросить как ложную аналитическую конструкцию. С каждым новым успехом Украины на пути к победе, к которой западная коалиция по-прежнему стремится, в Кремле будет возникать новый всплеск желания изменить неблагоприятный ход войны путем применения ядерных средств. Но взвешенная и решительная реакция Запада, по возможности подкрепленная соответствующими сигналами со стороны Пекина, способна предотвратить перерастание этого стремления в ядерную атаку. Внутреннее осознание поражения, безусловно, будет болезненным процессом для России, но сдерживание остается единственной надежной стратегией преодоления кризисов, которые могут завершиться ядерной катастрофой.
Комментарии закрыты.