Д-р Грэм П. Херд, профессор Центра им. Маршалла, и Мэтью Функ, научный сотрудник Колледжа мировой политики и общественных отношений им. Мунка
После Второй мировой войны на смену существовавшему ранее способу ведения прямых межгосударственных войн пришли непрямые, нерегулярные войны, или войны через посредников – «война по доверенности». Парадигма «холодной войны» выражалась в политико-идеологической конкуренции, военном противостоянии и экономическом противоборстве между Первым и Вторым миром (США и их союзники против Советского Союза и его союзников), а также в борьбе за влияние в нейтральном Третьем мире, который сегодня принято называть Глобальным Югом. Основные точки опосредованного столкновения в холодной войне находились за пределами европейского театра военных действий и включали в себя корейскую войну, войну во Вьетнаме, кубинский ракетный кризис и афгано-советскую войну. В этом отношении Китай также играл важную роль. Доминик Тирни, профессор политологии и старший научный сотрудник Исследовательского института внешней политики, охарактеризовал Китай как «воинствующую антиимпериалистическую (и антисоветскую) внешнюю политику» и как спонсора «национально-освободительных войн». Сверхдержавы избегали прямого вмешательства, которое могло привести к межгосударственным столкновениям с риском ядерного Армагеддона, а действовали путем вербовки, обучения, вооружения и руководства военными суррогатами или марионеточными силами третьих сторон для продвижения своих интересов и ограничения или сокращения интересов противника. Идеологически мотивированные повстанческие движения стали предпочтительным вариантом войн через посредников.
Для современных опосредованных войн характерны следующие предпосылки, условия и характеристики. Наличие у двух или более сторон противоречивых политико-идеологических, военных или экономических интересов, что приводит к привлечению сторонних сил. Помимо внутренних нерегулярных вооруженных сил, применяющих насилие (сепаратисты, повстанцы, полувоенные формирования, дружинники и ополченцы), в роли посредников могут выступать частные военные компании (ЧВК), транснациональные террористические группы, транснациональные организованные преступные группировки и картели, а в последнее время – «кибервоины» или хакеры по найму. Отношения между внешним субъектом и посредником поддерживаются путем предоставления внешним субъектом посреднику прямой помощи, включая смертоносную материальную помощь. Помощь, оказываемая внешним спонсором посреднику, носит условный характер и представляет собой некое согласование целей обеих сторон в отношении общей цели. Отношения с посредником предполагают, что спонсор стремится получить ряд возможных выгод, включая снижение затрат, ограничение риска эскалации межгосударственного конфликта, сокрытие жертв и избежание юридических проблем и политических последствий. Если спонсор посредников остается непризнанной стороной конфликта, он оставляет за собой возможность выступить в роли примирителя (совмещая роли поджигателя и пожарного). Государственные спонсоры марионеточных сил могут использовать свою территорию в качестве убежища, операционной базы, а также центра обучения и вербовки. Конфликты с участием марионеточных сил лучше поддаются управлению, чем межгосударственные войны. Многие марионеточные силы обеспечивают дополнительные преимущества, такие как более глубокое знание местного физического и человеческого рельефа, а также специфические тактические и оперативные возможности, которыми внешний спонсор в ином случае не располагает.
Конец холодной войны – в поисках парадигмы?
После краха биполярного мирового порядка, опосредованные войны и, соответственно, марионеточные силы, продолжали существовать. Наряду с этим появлялись новые, но уже в рамках иной парадигмы международного порядка. В этом новом порядке идеологические ограничения «холодной войны» стали гораздо менее актуальными. Стабильный баланс сил уступил место неопределенности, двусмысленности и непредсказуемости. Увяли старые союзы, ослабли казавшиеся незыблемыми отношения между покровителями и клиентами. Усилились войны за ресурсы и нелегальная политическая экономика, управляемая негосударственными и финансируемыми государством игроками. Роберт Кеохан и Джозеф Най в своей книге «Власть и взаимозависимость» исходили из того, что многосторонние межгосударственные переговоры между многочисленными субъектами приведут к сложной взаимозависимости, то есть к взаимным выгодам от сотрудничества, взаимодействию и появлению децентрализованных сетей, порождающих новые возможности для совместной дипломатии. Власть приобретает характер совместной, а не доминирующей власти. В 1990-е гг. это понимание трансформировалось в понятие рыночно-демократического универсализма, предложенное Фрэнсисом Фукуямой в его работе «Конец истории». В рамках этой парадигмы постоянно расширяющегося мира опосредованные войны стали бы ненужными. Однако, по мере роста экономической взаимозависимости и распространения ядерного оружия, в том числе и в Южной Азии (Индия и Пакистан), вероятность крупной межгосударственной войны снижалась. Глобальный порядок стал более неопределенным, непредсказуемым и неоднозначным.
К началу 2000-х гг., в условиях все более многополярного и полицентричного мира, можно было бы предположить создание «Глобального сообщества великих держав». Это станет аналогом Европейского содружества наций XIX века. В этой парадигме мироустройства «Ялта-2» или «Хельсинки III» – конференция пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН (P5), а также Индии и Японии – учитывая, что на долю всех этих стран вместе взятых приходится 70% мирового ВВП – будут играть важную ведущую роль на мировой арене. Это Глобальное сообщество будет осуществлять руководство и управление глобальной стратегической повесткой дня (например, по вопросам распространения ОМУ, изменения климата, региональных кризисов и терроризма) посредством договорного стратегического диалога и неформальных переговоров. При этом каждая великая держава, входящая в Сообщество, по-прежнему сможет предпринимать односторонние действия в сфере своих привилегированных интересов. В этом контексте марионеточные силы не будут выступать в качестве глобальных игроков – смягчение и регулирование таких конфликтов будет прерогативой многосторонних миротворческих операций, проводимых под эгидой ООН. Марионеточные силы будут действовать на региональном уровне, в пределах географически определенных сфер влияния, от имени центра. Их роль должна заключаться в полицейском контроле элит, обеспечении соблюдения доктрины ограниченного суверенитета и поддержании дисциплины в государствах, входящих в их сферу. Очевидно, что это не так, как показывают наши примеры.
Возможно, вместо Глобального сообщества мы приближаемся к переломному моменту «холодной войны 2.0», когда отношения между США и их друзьями и союзниками, с одной стороны, и Россией и Китаем, с другой, стремительно ухудшаются? Если это так, то следует ожидать, что «война по доверенности» также приобретет оттенок «холодной войны 2.0». Однако неизбежность погружения в новую холодную войну, скорее всего, ограничивается национальными интересами. Во-первых, в отличие от эпохи конца 1940-х гг., мир становится все более глобализированным и многополярным. В этом контексте «сдерживание» в стиле холодной войны не представляется возможным. Во-вторых, в современных условиях стратегического соперничества, не ведущего к войне, США отдают приоритет противодействию Китаю, а не России. С точки зрения США, противодействие Китаю возможно при поддержке партнеров по коалиции, среди которых немаловажную роль играют Германия, Япония и Южная Корея. Таким образом, трансатлантическое единство имеет первостепенное значение. Это предполагает целенаправленное «Сдерживание 2.0», когда политический Запад стремится сдерживать (или ограничивать) агрессивное и вредоносное стратегическое поведение России в рамках стабильных и предсказуемых линий. Более того, союз России с Китаем выявит асимметричную зависимость Москвы от Пекина и поставит Россию в положение младшего партнера в китайско-центричном блоке (Pax Sinica 2.0), практически лишенного стратегической автономии.
К XXI веку ключевые глобальные экономические сети превратились в систему «узлов и спиц». Это имеет важные последствия для соотношения сил. Неприятели, прекрасно разбирающиеся в структуре Интернета, системах снабжения продовольствием или энергоресурсами, могут напрямую или через посредников использовать «узкие каналы» сети для использования взаимозависимости в своих целях. Аналитики отмечают 50 «черных точек» в мире, где мы наблюдаем переплетение угроз преступности, коррупции и терроризма. На национальном уровне транснациональные организованные преступные группировки пытаются внедриться в государственные структуры, чтобы защититься и тем самым предотвратить вмешательство государственных правоохранительных органов. На международном уровне, в условиях стратегической конкуренции, государство стремится расширить и институционализировать свое злонамеренное влияние, о чем рассказывает Павел Троян в своей статье об «оккупации» Россией Беларуси в этом выпуске «per Concordiam». Государство также стремится укрепить свою государственность (территориальную целостность и суверенитет) и жизнестойкость демократических партнеров, о чем рассказывает д-р Ксения Сотникова в своем материале для этого номера.
Гражданские войны перерастают в многочисленные опосредованные войны, развязанные региональными и глобальными игроками. Причиной возникновения региональных кризисов и нестабильных государств является экономическое и демографическое неравенство, рост этнического и межконфессионального насилия, изменение климата, развитие технологий и неспособность существующих институтов реагировать на происходящее. В условиях распространения ядерного оружия и роста глобальной экономической взаимозависимости, как и во времена холодной войны, государства избегают прямой межгосударственной войны и ведут стратегическое соперничество через различных посредников, в том числе обладающих военным потенциалом. Например, в цифровую эпоху космических войн компания «SpaceX» влияет на способность Украины вести войну, поскольку Украина зависит от спутниковой сети Starlink американской компании, обеспечивающей военную связь и управление. Действуют рыночные принципы: сигналы спроса (спонсоры, нуждающиеся в посредниках) порождают предложение (посредников). Увеличение финансирования, расширение возможностей вербовки за счет избытка иностранных боевиков, а также более совершенные коммуникационные технологии привели к появлению более смертоносных видов оружия (например, беспилотники, кибероружие и противокорабельные ракеты), ЧВК, таких как «Blackwater» (США), «Группа Вагнера» (Россия) и «SADAT» (Турция), и других посредников.
Новая парадигма мирового порядка «Большого нуля»
Эти тенденции, движущие силы и динамика свидетельствуют о трудностях, с которыми сталкивается группа государств, осуществляющих руководство и управление глобальной стратегической повесткой дня. Деятельность Совета Безопасности ООН все чаще парализуется из-за использования «пятеркой» права вето. Такой миропорядок можно назвать «Большим нулем», т.е. группой, в которой ни один из членов не является лидером. Другими словами, лидерство в глобальной стратегической повестке отсутствует. Мировой порядок «Большого нуля» выгоден государствам, процветающим в условиях двусмысленности, непредсказуемости и соперничества, при котором на первом месте стоит транзакционизм. Государства с хорошо развитой системой альянсов оказываются в невыгодном положении, в то время как государства, не имеющие такой системы (среди них не последнее место занимают Россия, Китай и Северная Корея), получают больше свободы для маневрирования. Россия, переживающая упадок, может участвовать в асимметричной конкуренции, применяя асимметричные стратегии и используя посредников, нерегулярные войны и гибридные инструменты для сокращения разрыва. При этом процветают государства, выполняющие роль спойлера и обладающие более высокой толерантностью к риску. Миропорядок «Большого нуля» наилучшим образом обеспечивает и защищает влияние России, находящейся на спаде могущества по отношению к Китаю. Россия не может достичь статуса «Большой тройки» и вряд ли согласится на однополярность или даже биполярность, если не станет одним из полюсов. Роль России как создателя порядка и руководителя в отношениях с соседями все больше подрывается третьими сторонами, среди которых не последнее место занимают Европейский Союз, Турция и Китай. Такой миропорядок «Большого нуля» является стандартным и наиболее вероятным результатом нынешней конфронтации, системного соперничества и стратегической конкуренции.
Учитывая, что миропорядок «Большого нуля» будет в значительной степени определяться характером китайско-российского стратегического взаимодействия, каковы тенденции и значение войны через посредников? На саммите Си и Путина, состоявшемся 4 февраля 2022 г., было заявлено о дружбе «без границ» и «без запретных зон сотрудничества», а связь между ними была охарактеризована как превосходящая союзы времен холодной войны. Налицо многогранная, широкая координация действий Китая и России в сфере безопасности и других областях политики, чему способствуют соответствующие переговоры между Госсоветом и Советом безопасности и переговоры между Си и Путиным.
Китай и Россия не создавали союз, основанный на договоре, с взаимными обязательствами по оборонительному или наступательному военному сотрудничеству против общих угроз. Они сохраняют стратегическую автономию, гибкость и независимость политики. Вместе с тем, их объединяет прагматическое великодержавное единство, основанное на общем интересе к созданию стратегического противовеса гегемонии США/либеральному международному порядку. Однако Китай и Россия имеют разные траектории развития, поэтому между ними нет «глубокого и длительного сближения». Китай, по сути, определяет уровень/темп двустороннего взаимодействия, и по мере того, как Россия становится менее интегрированной в мировую экономику, Китаю становится все сложнее сотрудничать с ней – западный рынок ничем не заменишь. Россия согласовывает свои позиции с Индией, Японией и Юго-Восточной Азией, чтобы уравновесить геополитическое влияние Китая и стать третьим полюсом и лидером нового движения неприсоединившихся стран.
Выводы
Китай, как один из основных современных внешних спонсоров марионеточных групп, опирается на богатую историю использования марионеток в годы холодной войны. Но в настоящее время Китай расширил сферу использования марионеточных групп, включив в нее ЧВК, охраняющие проекты «Один пояс – один путь», и теневые «полицейские участки» за рубежом для наблюдения за собственной диаспорой. Он использует кибернетических актеров и алгоритмическую авторитарную слежку. Однако Китай и Россия стремятся к разным мировым порядкам: Пекин претендует на ревизионистскую, стабильную систему сферы влияния, в которой Китай осуществляет глобальное лидерство через контроль над Азией, а Москва ставит целью революционный мировой порядок «Большого нуля», характеризующийся неопределенностью и кризисом и не имеющий глобального лидерства. В конечном итоге войны через посредников, ведущиеся с целью предотвращения эскалации, несут в себе риск случайной и непреднамеренной эскалации.
Комментарии закрыты.