Возрождение ислама в Средней Азии

Автор книги, редактор: Паулин Джонс

Опубликована издательством University of Pittsburgh Press, 2017 г.

Рецензент: Диана Кларк Гилл

Aкты гражданского насилия всегда вызывают тревогу, независимо от того, откуда они берут начало или где именно его сторонники наносят удар. Однако, в случае со Средней Азией есть непонятные моменты. После распада Советского Союза в 1991 г. в новых независимых странах Средней Азии – Казахстане, Республике Кыргызстан, Таджикистане, Туркменистане и Узбекистане – произошло «исламское возрождение», когда местное население вновь вернулось к своему вероисповеданию после долгих лет советских репрессий. Это религиозное возрождение заставило многих предположить, что Средняя Азия присоединиться к более обширному исламскому блоку, что приведет, как также предполагалось, к таким же формам общественных волнений и борьбе за власть, какие мы видели в 70-х и 80-х гг., когда волна исламского возрождения прошла по Ближнему Востоку. Тот факт, что ничего подобного не произошло, заставил ученых провести анализ региона Средней Азии и его отношения с исламом, которые, возможно, представляют уникальный феномен.

Паулин Джонс, автор и редактор антологии «Ислам, общество и политика в Средней Азии», утверждает, что «у нас все еще нет четкого понимания 1) степени, природы и значения исламского возрождения в Средней Азии и 2) его социального и политического значения с течением времени». Ее намерение состоит в том, чтобы «пролить свет на эти два главных вопроса, собрав международную группу ученых, представляющих различные дисциплины, которые смогут предложить свежее суждение», основанное на их академических изысканиях и наблюдениях во время поездок в страны Средней Азии. Среди 12 соавторов специалисты по странам Востока, антропологи, журналисты и независимые исследователи ислама.

Каждая глава посвящена конкретной сфере интересов данного соавтора. А интересы самые разнообразные – от незарегистрированных религиозных деятелей в странах Средней Азии до исследования исламских финансовых институтов. Джонс, директор Международного института в Университете штата Мичиган, разделяет книгу на четыре всеобъемлющих тематики исследований: «Повседневное исповедование ислама»; изменяющаяся природа «государственной политики» с учетом ислама; субъекты на местной религиозной сцене; исследование того, как выход на исламский мир за пределами Средней Азии повлиял на исламское возрождение стран региона и, соответственно, как государства на это реагируют.

Чтобы понять духовный голод в этом регионе мира, необходимо осознать физические реалии, в которых живет население. То, что один из соавторов, Тим Эпкенханс, говорит о таджиках, можно, с небольшими вариациями, сказать и о казахах, киргизах, туркменах и узбеках: они все переживают «ежедневную борьбу с экономическим упадком, эксплуатацией … насилием … повальной коррупцией … разваливающейся системой образования и здравоохранения, с политической и социальной маргинализацией, а также с отсутствием верховенства закона». Действительно, соавтор Вера Эхнерова указывает на то, что «некоторые ученые утверждали, что возрождение ислама … представляет собой стратегический ход, чтобы люди смогли ужиться с центральными государственными органами, которые становятся все более и более неэффективными».

Авторитарные лидеры в странах Средней Азии удерживают свою власть, строго следя за проявлениями недовольства. Например, они признают важность ислама в жизни населения своих стран, однако, вместо того, чтобы предоставить людям доступ к исламским богословам, они облачили ислам в удобную для себя «упаковку». Проблема с такой отфильтрованной государством религией в том, что недовольные таким положением вещей люди для удовлетворения своих духовных запросов могут уйти в подполье. Соавторы Дэвид Абрамсон и Ноа Такер тут же подчеркивают, что это не означает, что эти недовольные начнут собираться в насильственные экстремистские группировки. «Гораздо более часто, – пишут они, – мусульмане в странах Средней Азии обращаются к другим формам духовных авторитетов, зачастую за пределами мечети или медресе», к таким как интернет, святым местам или неклерикальным религиозным лидерам.

Джонс объясняет, что это стремление государства «регулировать доминирующую религию порождено, в основном, опасением, что ислам превратится в альтернативную идеологию, которая снизит верность существующему режиму и, таким образом, послужит мощным источником политической мобилизации против режима». Она предостерегает, однако, что эта попытка «контролировать возможность религии мобилизовать оппозицию может иметь обратный эффект и вызвать народное сопротивление в различных формах, что пошатнет стабильность режимов в странах Средней Азии».

Круг замыкается, когда «народное сопротивление» раздувается государством до размеров «угрозы экстремизма» и «государство создает обстановку, в которой тысячи людей оказываются за решеткой в невыносимых условиях», – пишут Абрамсон и Такер. Но остается вопрос, почему в одних регионах мира «напряженность между светским государством и религиозным населением проявляется более агрессивно, чем в других?» Соавтор Алишер Хамидов предлагает простой ответ: «Насильственная конфронтация между государством и религией не обязательно является результатом политических репрессий, этнической дискриминации, иностранного вмешательства или столкновения цивилизаций». Скорее всего, они являются результатом того, что государство навязывает непопулярную политику без предварительных переговоров с местными посредниками власти. Использование местных посредников власти может смягчить неприятный переход и предотвратить насилие. «Клановость, трайбализм, регионализм и местечковость часто представляются правительственными чиновниками и некоторыми учеными в негативном свете, – пишет Хамидов. – Однако, исследования показывают, что при определенных обстоятельствах неформальные структуры могут играть значительную роль в сглаживании конфликтов».

Наиболее привлекательной особенностью книги Джонс «Ислам, общество и политика» является сплетение суждений различных авторов в единое целое – и это дает читателю исследование предмета с точки зрения различных дисциплин. Мое единственное замечание состоит в том, что, имея столько соавторов, в повествовании не просматривается единый голос, который изложил бы сжатый вывод исследования.

Комментарии закрыты.