Применяя модель гибридных угроз
Янне Йокинен, заместитель директора программы «Общность интересов относительно гибридного влияния» в Европейском центре мастерства по противодействию гибридным угрозам
Российское вторжение в Украину в 2014 г. и оккупация части ее территории было первым сигналом европейским странам, возвещающим о разложении структур безопасности, созданных после окончания холодной войны. Несомненными были два факта: в межгосударственные отношения в Европе вновь вернулось использование военной силы, и определения вооруженного конфликта и мирного соревнования стали все более размытыми и пересекающимися. Оглядываясь в прошлое, мы видим, что эти сдвиги уже были очевидны какое-то время – например, вторжение России в Грузию в 2008 г. и оккупация части ее территории – но для того, чтобы эти сигналы стали восприниматься серьезно потребовался конфликт с участием государства, граничащего с Европейским союзом, а также военная кампания, проведенная эффективно и в крупном масштабе.
В 2014 г. российское руководство совершенно четко увязало свои операции в Украине со своей более широкой целью изменить европейский порядок безопасности путем возврата к модели, при которой суверенитет большинства государств будет иметь относительный характер и подчиняться суверенитету «великих держав» (как их видит Москва), и особенно самой России. Опять-таки, в этом послании Москвы не было ничего нового. Уже много лет до этого Россия призывала к такому изменению порядка в Европе и мире.
Конфликт в Украине и западная реакция на него совпали с переменами в европейских отношениях с Китаем. Эти перемены были результатом того, что политическая и экономическая мощь Китая достигла такого уровня, когда использование этой мощи стало ощутимым, и руководство Коммунистической партии Китая (КПК) начало использовать новые пути закрепления своих позиций как внутри страны, так и на международной арене. Европейцы были потрясены возрастающими жесткими требованиями Пекина к зарубежным предприятиям, работающим на китайских рынках, растущим экономическим и технологическим влиянием Китая во всем мире, а также более явной работой китайских служб безопасности в европейских странах и агрессивным стилем «волков-воинов», использованным китайскими дипломатами. Вследствие этого, хотя это была Россия, которая привлекла всеобщее внимание к новым реалиям гибридных угроз, Китай быстро занял место почти наравне с Россией в западных оценках угроз безопасности.
Европейская реакция на новый спектр угроз – здесь мы не говорим о тех, кто отрицает наличие каких-либо значительных перемен или видит эти перемены в позитивном свете – состоит из трех основных компонентов: реактивация и перестройка возможностей конвенциональной обороны; возврат к союзническим и партнерским отношениям в сфере безопасности; и возврат к всеобщественной концепции обеспечения безопасности. Хотя эта идея как таковая и не нова – ведь вся история периода холодной войны – это история «тотальной обороны» – большинство европейских государств считали ее неуместной в эру после завершения холодной войны. В конце 2010-х гг. в документах западных государств, формулирующих политику в сфере обороны и национальной безопасности, были попытки отреагировать на происходящие изменения путем введения новой и переделывания старой терминологии, используемой в контексте операций по борьбе с повстанцами и урегулирования конфликтов, что неизбежно приводило к путанице и недоразумениям. Такие термины как «гибридная война», «реализация гибридных угроз», «деятельность в серой зоне» и «асимметричная война» используются как взаимозаменяемые или им придаются новые значения. Более того, военные эксперты сейчас обязаны работать вместе со службами контрразведки, правоохранительными органами, СМИ, частным сектором и гражданским обществом. Каждый из этих партнеров привносит собственную терминологию и образ мышления. Из-за этого многое еще предстоит сделать на концептуальном уровне, чтобы сдерживание и контрмеры стали эффективными.
Концептуальная модель для гибридных угроз, которой пользуется Центр мастерства по противодействию гибридным угрозам (ЦПГУ) стремится заменить путаницу в терминологии единой аналитической системой взглядов. В этой статье эта модель применяется с целью определения основных элементов характеристики Китая как представляющего гибридную угрозу субъекта и выработки рекомендаций относительно ответных действий.
Концептуальная модель для гибридных угроз
ЦПГУ был создан в 2017 г. после российского вторжения в Украину и незаконной аннексии Крыма – операций, в которых Россия активно задействовала гибридные методы. Использование Москвой таких методов не было чем-то новым. Вся история периода холодной войны изобилует действиями, подходящими под определение «гибридных». Российское стратегическое мышление является прямой производной советских традиций. Будет полезным напомнить, что эти же самые традиции нашли отражение в методах, применяемых КПК как внутри страны, так и за рубежом на протяжении всей своей истории. Хотя примеров открытого сотрудничества в этой области между Россией и Китаем не так уж много, китайцы внимательно изучают используемые Россией приемы и быстро адаптируют те, которые кажутся эффективными.
ЦПГУ, в работе которого участвует 31 государство, играет уникальную роль единой платформы для трансатлантического сообщества (все государства-члены НАТО и ЕС могут присоединиться), создающей возможности для предотвращения гибридных угроз и противодействия им путем налаживания связей, совместных исследований и стратегических дискуссий, а также организации совместных трейнинговых программ и учений. Одной из первых задач ЦПГУ была разработка действенной модели для анализа гибридных угроз. В качестве первого шага было необходимо упорядочить концептуальное понятие «участвовать могут все». Эти же действия, среди прочих, имели такие названия как «суррогатная война», «тактики серых зон», «война нового поколения», «рефлективное управление» или «политическая война». В результате работы, проведенной ЦПГУ совместно с Объединенным политическим центром Европейской комиссии, в конце 2020 г. был опубликован доклад «Ландшафт гибридных угроз: концептуальная модель».
Концептуальная модель рассматривает спектр гибридных угроз как континуум, включающий в себя влияние и вмешательство посредством невоенных и военных инструментов, которые предпочитающие гибридные угрозы субъекты используют для первоначальной обработки, дестабилизации и принуждения выбранного в качестве мишени общества. Интенсивность такой деятельности и выбор методов зависит от того, в какой степени субъект стремится остаться незамеченным и неопознанным, а также от желания оставаться ниже того порога, за которым последуют контрмеры. Концептуальная модель привлекает внимание к тому факту, что реализация гибридных угроз в качестве мишени выбирает именно те элементы, на которых держится демократическая политическая система, с тем чтобы превратить эти прочные элементы в уязвимые. Модель также указывает на то, что эти подрывные действия требуют комплексного системного ответа.
В соответствии с концептуальной моделью, термин «гибридная угроза» может обоснованно употребляться, когда субъект со злыми намерениями умышленно объединяет и синхронизирует действия, в качестве мишеней выбирая именно системно уязвимые места в демократических обществах. Такие действия могут иметь следующие характеристики:
- Синхронизированное использование многих инструментов для создания линейного и нелинейного эффекта.
- Создание двусмысленной ситуации (скрытые действия, опровержение обвинений) и сокрытие реальных намерений.
- Умышленное балансирование на допустимом «пороге», когда дело доходит до обнаружения злоумышленника и принятия ответных мер.
- Использование в своих целях слабых мест демократического общества, а также различия в правовых системах.
- Частое использование отвлекающего маневра, когда действия происходят в одной среде, в то время как действительная цель находится в другой.
Для выбранного в качестве мишени общества проблема состоит в том, чтобы выявить именно те сферы, где, скорее всего, будет происходить реализация гибридных угроз, и сосредоточить в нужных местах все ресурсы для укрепления жизнестойкости, сдерживания, обнаружения и противодействия. Для этого необходимо понимать конкретные особенности потенциального субъекта, прибегающего к гибридным угрозам, выбранного им в качестве мишени общества и каналов влияния между субъектом и обществом.
Также важно помнить о том, что реализация гибридных угроз имеет тенденцию протекать непрерывно. То, что становится заметным, как правило, является лишь частью более масштабной злонамеренной кампании. Большая часть этой подрывной деятельности нацелена на первоначальное провоцирование общества, иными словами, на проведение подготовительной работы для применения более силовых методов, когда они понадобятся. На политических деятелей и общество в целом оказывается влияние с тем, чтобы предрасположить их к пассивности или к желаемой реакции на определенные импульсы, как гласит советская теория рефлексивного управления.
В концептуальной модели задействовано 13 сфер: дипломатическая, политическая, культурная, социальная/общественная, правовая, военная/оборонная, космическая, административная, инфраструктурная, экономическая, разведывательная, информационная и кибернетическая. При необходимости эти все сферы можно сгруппировать в любом порядке. Важно сделать так, чтобы были включены и рассматривались все имеющие отношения сферы деятельности, как гражданские, так и военные.
Что собой представляет гибридная угроза Китая
Когда концептуальная модель гибридных угроз только создавалась в 2018-2020 гг., на проявления гибридных угроз Китая уже обратили внимание в Европе, и они изучались при конструировании модели. Случаи проявления этих угроз продолжают учащаться, и самым недавним примером может служить кампания давления на Литву в ответ на разрешение открыть представительство Тайваня в столице страны Вильнюсе. Это был первый случай, когда страна-член ЕС разрешила Тайваню использовать собственное название для представительских целей за границей.
Образ Китая в качестве субъекта, представляющего гибридную угрозу, можно анализировать, рассмотрев его стратегическую культуру, очевидную восприимчивость европейских обществ к гибридным тактическим приемам Китая и каналы влияния, существующие между Китаем и Европой.
Стратегическая культура Китая
Концептуальная модель предполагает наличие злого умысла: преследование целей, которые противоречат интересам и благосостоянию общества, выбранного в качестве мишени. Таким образом, важно взглянуть на исторические и культурные особенности, направляющие Пекин при определении его целей. В то время как КПК публично заявляет о равенстве и взаимовыгодных отношениях, на практике она верит в явное предназначение Китая занять в мире лидирующую позицию. Эта цель корнями уходит в политические устремления партии внутри страны. Согласно основному нарративу КПК, без партии Китай распадется на части, впадет в экономическую нищету и политический хаос и вновь превратится в игрушку западных держав.
Первая линия обороны Китая находится за пределами его границ. Так же, как и в России, для Китая культурная безопасность в виде сохранения нужного образа мышления населения является наиболее приоритетной задачей. Это дополняется еще представлением о том, что внешний мир своими конкретными и публичными действиями должен демонстрировать уважение по отношению к Китаю и его руководителям. Таким образом, глобальный интернет необходимо контролировать: нежелательная информация должна отсекаться при помощи «Великой огненной стены»; власти должны решать, какую информацию будут выдавать из Китая всему остальному миру, а китайский контроль за информационным пространством других стран должен быть расширен.
Помимо пропагандирования чувства национализма, партийно-государственная структура Китая легитимизирует свою политическую систему посредством экономических успехов. Необходимо убедить жителей Китая в том, что они искренне заинтересованы в сохранении руководства КПК в стране и в предоставлении ресурсов для превращения страны в глобальную сверхдержаву. По мере того, как китайская экономика становилась все сильнее, а демографические дивиденды стали иссякать, возросла необходимость в китайском экспорте на зарубежные рынки и во вложении в них инвестиций. Спрос на энергоносители, ключевые технологии и сырье продолжает расти, и национальные ресурсы уже не в состоянии его удовлетворить. Наращивание китайского влияния внутри зарубежных обществ и глобальных институтов стало, таким образом, как экономической необходимостью, так и необходимостью с точки зрения безопасности.
Почему же тогда КПК не устраивает вариант, при котором все ее цели достигались бы при помощи экономических, политических и других законных инструментов, имеющихся в распоряжении великой державы? Одна из причин состоит в том, что у Китая есть представление о глобальной системе, в которой доминируют США и их союзники, и которая настроена против Китая. Однако, компартия в действительности предрасположена к использованию гибридной тактики из-за своей стратегической культуры и истории. В истории древнего Китая можно найти примеры неконвенциональной войны, и конечно же существует культурная преемственность, формирующая представления современных руководителей страны. Вместе с тем, ссылки на эти примеры часто используются для придания националистической окраски образу мышления и действий, что на самом деле имеет уже советское происходжение.
КПК и построенное ею государство изначально были созданы по модели Советской Коммунистической партии и Союза Советских Социалистических Республик в их ленинской и сталинской интерпретациях. Нынешний образ мышления в значительной степени основан на советских моделях, в том числе на подходе «Единого фронта» и на стремлении установить рефлексивный контроль над противниками. КПК привела к власти военная сила, но также еще и то, что сегодня назвали бы гибридными методами: ослабление решимости оппонентов, применение давления, разрушение союзнических связей противника, вовлечение третьих сторон и контроль за информационным пространством населения в целом. В сегодняшней жизни наглядным примером применения этих методов внутри Китая является ассимиляция Гонконга в однопартийное государство.
Гибридные угрозы нацелены
на европейские общества
Для руководства КПК Европа представляет собой соблазнительную мишень для реализации гибридных угроз. Как правило, в европейских странах открытые рыночные экономики, где политические системы носят демократический характер, а полномочия правительства ограничены принципом верховенства закона. В своей ориентации на внешний мир эти государства стремятся к стабильности и избегают конфликтов. В одиночку каждое из европейских государств является, в лучшем случае, средней величины державой, и, таким образом, имеет более ограниченные средства по сравнению с Китаем. Однако, большинство из них являются союзниками или близкими партнерами США. Это обстоятельство вовлекает их в противостояние великих держав, поскольку, ослабляя европейских партнеров, Китай может подрывать позиции США.
Хотя в военно-политическом отношении европейские государства слабее Китая, они предоставляют значительные экономические и технологические возможности, которые Пекин может использовать в своих интересах. ЕС и его члены также имеют существенное нормативное влияние в мире как напрямую, так и через международные институты. И наконец, миллионы граждан Китая имели возможность ознакомиться с европейскими ценностями и культурными особенностями, получая образование или работая в Европе или взаимодействуя с европейцами в самом Китае. Это влияние Европы должно быть дискредитировано в целях обеспечения культурной и политической безопасности. Более того, партии нужны примеры неудач демократических режимов в качестве доказательства превосходства китайской модели. При необходимости эти доказательства можно сфабриковать, как это было сделано в ходе кампании дезинформации, связанной с пандемией COVID-19.
Таким образом, для КПК, уже знакомой с гибридными методами и предрасположенной к их использованию, Европа является привлекательной мишенью, поскольку она состоит из многочисленных государств малого и среднего размера, экономически зависящих от Китая. Открытая природа европейских обществ создает пространства, в которое КПК может внедрить своих представителей в виде китайских или подконтрольных Китаю предприятий, СМИ, исследовательских институтов, организаций диаспоры и влиятельных лиц. Вера партии в превосходство, присущее авторитарной политической системе, сама по себе призывает к использованию гибридных методов против стран с демократической формой правления.
Каналы влияния
Третий элемент в применении гибридных методов – это наличие каналов влияния. Здесь свою роль играет география. Применение вооруженной силы против Европы маловероятно, разве что только в рамках глобального конфликта между Китаем и США. И даже тогда, военная сила, скорее всего, будет использоваться в киберпространстве и против европейских активов в регионе Индийского и Тихого океанов. Конечно же, Китай старается расширить свои возможности действовать далеко в открытом море, и для этого Морская милиция Народных вооруженных сил действует под видом гражданского рыболовного флота. Эта ситуация может измениться, например, в районе Арктики.
Даже если фактор военной силы можно в целом исключить из общей картины угроз, в арсенале Китая остается немало других мощных средств оказания влияния в Европе. Практически экономики всех европейских стран интегрированы с Китаем и зависят от него, хотя и в различной степени. Применение гибридных угроз, таким образом, можно ожидать в экономической сфере. Киберпространство – еще одна сфера, в которой взаимодействие между европейскими обществами и Китаем особенно широкое. Это утверждение тем более верно в области информационных и коммуникационных технологий, но распространяется оно также и на другие сферы. Области экономики и киберпространства все больше переплетаются по мере того, как экономическая деятельность все сильнее зависит от передачи потока данных. Не случайно Китай акцентирует усилия на получении контроля над глобальными возможностями хранения и передачи данных.
Китайские диаспоры в Европе не являются достаточно большими и однородными для того, чтобы оказывать влияние на политические системы напрямую, например, через выборы, как это происходит в других частях мира. Нет у Китая также значительных культурных или религиозных связей с Европой, которые могли бы служить проводником влияния КПК. То же можно сказать и об организациях политической направленности. И все же, китайские общины за границей могут оказывать значительное влияние в более специфическом контексте, в таком, как среди экономических субъектов, академических институтов и в исследовательских кругах. Китай смог найти доступ к элитам, оказывая всестороннюю помощь и поддержку влиятельным европейцам, в том числе людям, занимающим стратегические должности в международных институтах.
Китай как субъект, представляющий гибридную угрозу
Возвращаясь к определению гибридных угроз, похоже, у Китая действительно есть мотивы, средства и возможности для оказания влияния на европейские общества. Существует также множество неоспоримых доказательств того, что Китая занимается такой деятельностью. Подготовка европейских обществ к большей восприимчивости китайских целей уже проводится какое-то время через увеличение их экономической зависимости (инфраструктура, инвестиции), проникновение в элиту, приобретение медийных платформ и создание их последующей зависимости от китайских материалов (особенно в том, что касается информации о Китае), осуществление давления на академических работников и других экспертов, работающих над изучением Китая или преподающих курсы, относящиеся к Китаю, а также через владение стратегическими ресурсами, такими как электростанции или порты, увеличение зависимости от китайских технологий и соответствующих услуг и т.д.
Использование в своих целях правовых различий среди европейских стран довольно заметно в сфере экономики. Китайские субъекты выходят с заманчивыми предложениями к местным властям, которые отвечают, например, за вопросы зонирования. К тому времени, когда службы безопасности национального уровня узнают о совершенной сделке, уже может быть трудно остановить ее без нарушения административных или правовых границ. Китайские субъекты также быстро реагируют с использованием различных средств, включая угрозы принятия правовых шагов или действительного их принятия против тех, кто отказывается выполнять их желания.
Использование в своих целях юридических различий переносится и на международный уровень. Создание Китаем региональных группировок, таких как формат «16+1», нацелено на раскол европейского единства. Получение Китаем контроля над устанавливающими нормы институтами подрывает способность европейских государств использовать законодательные нормы и технические стандарты для ограничения доступа Китая к критически важным секторам.
Когда попытки оказать влияние терпят неудачу, как в случае с Литвой, Китай переходит к осуществлению вмешательства. Он использует свои экономические полномочия внутри страны (бойкоты иностранных товаров, административное давление, отказ во въездных визах персоналу), внутри целевой страны (отказ в предоставлении критически важного сырья и компонентов) и на глобальном уровне (судебные процессы, препятствование участию). Кампании гибридных угроз также включают дезинформацию с использованием подконтрольных Китаю СМИ в целевой стране, киберинструменты и мобилизацию «китайского народа» (физических и юридических лиц, получающих финансирование из госбюджета, а также и действительно патриотически настроенных частных граждан) для нападок на эту определенную страну в социальных сетях. В наиболее экстремальных случаях людей похищают и доставляют против их воли в Китай, где их ждет тюремное заключение.
Реакция на противоправную деятельность Китая получает клеймо расистской синофобии и политически мотивированной дезинформации. Использование негосударственных субъектов позволяет отвлечь внимание от роли государственных властей Китая, тем более что европейская аудитория еще полностью не осознала степень контроля коммунистической партии страны над всем китайским обществом. Послания, исходящие от партийно-государственного аппарата Китая, нацелены на подрыв доверия к европейским государствам как к защитникам прав человека, демократии и рационального управления в глазах остального мира, а также на дискредитацию конкурирующей политической модели в глазах китайских граждан.
Заключение
Рассматривая китайско-европейские отношения через призму концептуальной модели гибридных угроз, становится ясно, что руководимый КПК Китай соответствует определению субъекта, представляющего гибридную угрозу. Что касается масштабов его деятельности, то он уже догнал или даже перегнал другого крупного субъекта, Россию, почти по всем показателям, за исключением военной сферы. Китай также добился определенных успехов в подготовке многих европейских обществ к восприятию китайского влияния.
В последние годы Китай осуществляет давление на европейские общества гораздо более открыто, чем раньше. При этом была перейдена определенная черта, за чем последовала реакция многих стран, выбранных Китаем в качестве мишени. Поведение Китая широко обсуждается в СМИ, и общественность стала относиться к Китаю более настороженно. Предприниматели откорректировали свои оценки политических рисков отнюдь не в пользу Китая. Правительства стран выпустили ряд заявлений, но что более важно, ужесточают законы и правила и создают инструменты, такие как разрабатываемые сейчас в ЕС меры борьбы с принуждением, для того чтобы перекрыть каналы влияния КПК. В качестве угрозы безопасности Китай сейчас выступает неизменным пунктом в повестке дня ЕС и НАТО, в то время как трансатлантическое сообщество с его азиатскими и тихоокеанскими союзниками работают над выработкой единых ответных мер.
Хотя эти ответные меры, скорее всего, заставят КПК откорректировать свои тактические приемы, вряд ли партия откажется от использования гибридных методов. Во-первых, использование этих методов является составной частью подхода КПК к собственному населению и к миру в целом. Во-вторых, эти методы продолжают быть довольно успешными во многих частях мира. Это помогает Китаю ослабить экономические и политические связи западных стран с государствами Африки, Латинской Америки и Азии и создать глобальное сообщество сторонников, которое он сможет мобилизовать на уровне международных институтов. В-третьих, многие их этих методов, как продемонстрировал Китай, стали более эффективными благодаря технологическому развитию.
Учитывая, что угроза, скорее всего, будет сохраняться, но принимать при этом новые формы, необходимо сделать так, чтобы у западных обществ было адекватное понимание Китая, образа мышления и целей его руководства, инструментов, которые имеет и готова использовать КПК, а также осознание наличия уязвимых мест в Европе, в западном мире в целом и в глобальном масштабе, которые Китай может использовать в своих интересах. Также важно делать различие между Китаем и его населением в целом и партийногосударственным аппаратом страны. Сотрудничество с Китаем как страной необходимо и естественно, в то время как противодействие гибридным угрозам партийно-государственного аппарата этой страны является крайне необходимым. Нужно противостоять стремлению Пекина контролировать информационные потоки из Китая и в Китай, а независимые исследования китаеведов должны получать достаточное финансирование. Необходимо подталкивать третьи страны к проведению собственной аналитической работы и всячески поддерживать их в этом начинании. Некоторые из этих стран выбраны Китаем в качестве мишеней для реализации гибридных угроз, и эти страны могут поделиться ценным опытом. Насущным приоритетом является защищенность и безопасность исследователей.
Образ мышления и методы работы КПК уходят корнями во времена Советского Союза, и в России сейчас сохраняются те же самые традиции. Китай, Россия и другие авторитарные режимы учатся друг у друга по мере того, как они стремятся найти более эффективные методы влияния и вмешательства. И поэтому будет продуктивно с интеллектуальной точки зрения и важно в оперативном отношении собрать вместе экспертов по Китаю и экспертов по России и получить полную картину гибридных угроз на сегодняшний день. В свою очередь, это поможет преодолеть недостатки, появившиеся в результате различной приоритетности в восприятии угроз у различных членов трансатлантического сообщества.
Все еще остается много неясных моментов в определении гибридных угроз и в соотношении различных областей деятельности – особенно в различиях между военной и невоенной сферами. Эти вопросы необходимо решить. Гибридные угрозы противостоят обществам в целом, а не отдельным их частям, и поэтому ответные меры также должны быть инклюзивными и всеохватывающими. Все это делает ЦПГУ и другие подобные платформы еще более нужными. Они предоставляют площадки, на которых эксперты в различных областях, в том числе представители частного сектора и гражданского общества, могут собраться вместе, обменяться информацией и создать единую системы взглядов.
Комментарии закрыты.