Анна Пецели, старший научный сотрудник Центра исследований глобальной безопасности, Национальная лаборатория Лоуренса Ливермора
В годы холодной войны Соединенные Штаты и Советский Союз считали стратегическую стабильность полезным инструментом для управления соперничеством великих держав и предотвращения крупной войны. В основе этой концепции лежал паритет в стратегическом ядерном потенциале. По сравнению с этой логикой, ориентированной на ядерное оружие и двусторонние отношения, современная архитектура безопасности является более сложной. В современной многосторонней и многодоменной среде концепция стратегической стабильности распространяется как по горизонтали, так и по вертикали.
По горизонтали, двусторонняя логика холодной войны больше не применима, поскольку подъем Китая означает, что теперь есть три великие державы, которым необходимо найти способ управлять своим стратегическим соперничеством. По вертикали, основной проблемой является большее разнообразие инструментов – ядерных и неядерных – способных создавать стратегические эффекты. Все большая зависимость великих держав от новых и разрушительных технологий привела к появлению новых стимулов для соперничества за стратегическое преимущество. Стабильность между этими государствами больше не может основываться исключительно на стратегическом ядерном паритете. Эти изменения имеют важные последствия для будущего контроля над вооружениями и для инструментов, необходимых для соответствия этим новым реалиям.
Стратегическая стабильность и контроль над вооружениями
С продолжением холодной войны США и Советский Союз осознали, что взаимная уязвимость неизбежна, а гонка вооружений сама по себе не может обеспечить желаемые преимущества в сфере безопасности. Это чувство взаимной уязвимости и опасения по поводу внезапного нападения другой стороны, в конечном итоге, побудили великие державы стремиться к стратегической стабильности и ввести ограничения на наиболее дестабилизирующие виды вооружений и поведения. Термин «стратегическая стабильность» первоначально использовался как руководящее указание для избежания войны с учетом того, что обе стороны будут иметь возможность нанести ответный удар в случае, если противник предпримет первую попытку обезоруживания. Эта ранняя интерпретация стратегической стабильности стала известна как стабильность первого удара. Со временем появились и другие интерпретации. Кризисная устойчивость понимается как несколько более широкий термин, означающий отсутствие стимулов для первого применения любой формы военной силы в условиях кризиса. Если стабильность первого удара подчеркивала необходимость повышения жизнеспособности ядерных сил и их вспомогательных структур, то кризисная устойчивость была направлена на снижение эскалационного давления в конфликте. Третья интерпретация стратегической стабильности – это стабильность гонки вооружений, что означало, что ни одна из сторон не сможет улучшить свое положение по сравнению с другой стороной путем простого наращивания ядерных сил. В результате преследования этих целей одновременно были установлены четкие пределы стратегического соперничества в холодной войне, определены ограничения на наиболее дестабилизирующие возможности, проведено фактическое сокращение вооруженных сил и созданы инструменты управления кризисами для предотвращения непреднамеренной эскалации, основанной на просчетах и недопонимании.
Следуя вышеизложенной логике, переговоры по контролю над вооружениями между США и Советским Союзом в эпоху холодной войны, в первую очередь, были направлены на возможности, которые влияли на стратегическую стабильность. Вследствие этого Вашингтон и Москва заключили несколько договоров, ограничивающих ядерное оружие и возможности противоракетной обороны. Эти соглашения повысили стабильность первого удара путем устранения стимулов для нанесения первого обезоруживающего удара за счет формирования структуры сил и ограничения возможностей, повышающих относительную уязвимость. Укрепление устойчивости в кризисных ситуациях происходило не только за счет снижения необходимости упреждающего удара, но и за счет снижения вероятности неожиданного стратегического удара и просчетов путем повышения прозрачности и предсказуемости, а также за счет установления линий связи и механизмов разрешения споров. Кроме того, контроль над вооружениями способствовал повышению стабильности гонки вооружений путем установления качественных и количественных ограничений на определенные потенциалы, чтобы избежать наращивания военной мощи и снизить вероятность военного доминирования одной из сторон.
Проблемы многополярности
В период после окончания холодной войны применение вышеупомянутых принципов является проблематичным по нескольким причинам. Первая группа вопросов связана с изменениями в глобальной структуре силы. Переход от биполярной архитектуры безопасности к многополярной среде означает, что стратегическая стабильность более не является предметом двусторонних отношений между Вашингтоном и Москвой. Растущая роль Китая в международных отношениях и наращивание им ядерного потенциала стали важными факторами в решениях США и России по структуре сил, а также в их подходах к стратегической стабильности и контролю над вооружениями.
До настоящего времени Китай не отличался прозрачностью в вопросе наращивания своих сил и отказывался от участия в дискуссиях по контролю над вооружениями и стратегической стабильности, несмотря на неоднократные призывы США. В действительности, Китай очень скептически относится к использованию терминов и логики времен холодной войны для определения своих отношений с Вашингтоном. Китай требует от США официального признания взаимной уязвимости и считает, что отказ США от такого заявления свидетельствует о стремлении Вашингтона к абсолютной безопасности. Единственным случаем, когда Китай применяет логику холодной войны, является его утверждение о том, что отношения стратегической стабильности имеют смысл только среди равных в ядерной сфере. Таким образом, в отношениях с США он не играет никакой роли. Пекин считает, что усилия США по взаимодействию направлены в первую очередь на то, чтобы ограничить военную модернизацию Китая и закрепить его уязвимость по отношению к США.
Китай утверждает, что поскольку США и Россия обладают более 90% глобальных ядерных сил, они обязаны продолжать процесс контроля над вооружениями на двусторонней основе. Китай также скептически относится к мерам прозрачности, утверждая, что они являются уловкой для использования уязвимостей в асимметричных отношениях. По мнению Пекина, именно США провоцируют нестабильность в Азиатско-Тихоокеанском регионе, поэтому Вашингтон обязан обеспечить большую прозрачность и принять меры для снижения вероятности недопонимания в условиях кризиса. В свете этих опасений маловероятно, что Китай в ближайшее время присоединится к официальным усилиям по контролю над вооружениями. Среди китайской политической и военной элиты широко распространено мнение о том, что контроль над вооружениями используется США лишь как заговор для сдерживания противников.
Превращение Китая в великую державу и проблема многополярности могут иметь два важных последствия для будущего контроля над вооружениями. Во-первых, для того, чтобы продолжить процесс контроля над вооружениями, США, которые по-прежнему стремятся восстановить свое лидирующее положение на этой арене, должны найти рычаги для привлечения своих противников за стол переговоров. Китай скептически настроен к этому процессу, тогда как у России плохая репутация в плане соблюдения своих обязательств по контролю над вооружениями – Госдепартамент США официально обвинил Москву в нарушении почти всех соглашений по контролю над вооружениями за последние 10 лет – и она по-прежнему не желает участвовать в новом раунде переговоров, если к ним не присоединятся две другие ядерные державы НАТО (Великобритания и Франция). Помимо отсутствия желания участвовать в переговорах, прочно укоренившееся обоюдное недоверие чрезвычайно затрудняет выдвижение любых предложений по контролю над вооружениями. Двухсторонние отношения с Россией резко ухудшились со времен окончания холодной войны. В связи с этим все стороны склонны исходить из наихудших предположений о намерениях другой стороны. До настоящего времени конструктивные размышления о стимулах в виде поощрения или наказания практически не проводились. Для преодоления этих трудностей Вашингтону важно скоординировать свои действия с союзниками и обговорить, что именно они готовы положить на стол переговоров в обмен на ограничения арсеналов России и Китая, а также какие конкретные выгоды они хотят получить от контроля над вооружениями.
Вторым важным следствием многополярности является усложнение процесса переговоров. В частности, США придется пойти на дополнительные компромиссы и ограничиться лишь несколькими всеобъемлющими соглашениями. У США, России и Китая очень разные структуры вооруженных сил, что затрудняет заключение соглашений, таких как соглашения Договора об ограничении стратегических вооружений (ОСВ) или Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП). В результате этого, возможно, придется пойти на уступки как по объему, так и по механизмам проверки будущих соглашений. Более того, в процессе многосторонних переговоров Россия и Китай могут объединиться против США в стремлении добиться несправедливых условий соглашения, которое обеспечит им асимметричные преимущества.
Проблемы с растущим набором инструментов
Наряду с ростом числа великих держав, наблюдается значительный рост инструментов, способных оказывать стратегическое воздействие. Если во времена холодной войны стратегическая стабильность определялась равенством стратегических ядерных потенциалов, то сейчас стратегические позиции США, России и Китая все больше зависят от концепций и возможностей в различных операционных сферах. Сама по себе идея многодоменной войны не является новой. Новым является растущее число возможностей, которые настолько сильны, что могут спровоцировать ядерную эскалацию.
Таким образом, помимо размера ядерных арсеналов, сегодня стратегическое соперничество определяется гонкой за разработку ряда новых и разрушительных технологий (НРТ), таких как противоракетная оборона, обычные ударные вооружения большой дальности, возможности в кибер- и космическом пространстве. Эти новые возможности стирают границы между ядерными и обычными боевыми доктринами и объединяют ядерные, космические, кибернетические и обычные концепции. Кроме того, сложность этой многодоменной стратегической среды затрудняет определение различий между стабильностью и нестабильностью.
В литературе по новым и разрушительным технологиям говорится о том, что новые возможности могут как укреплять, так и разрушать стратегическую стабильность. С одной стороны, стабильность первого удара может быть обеспечена, поскольку благодаря НРТ первый обезоруживающий удар сложнее нанести в условиях большего разнообразия стратегических инструментов. Более широкий набор инструментов также означает, что вероятность ответных действий после первого удара выше. Кроме того, НРТ могут повысить жизнеспособность сил и эффективность систем командования и управления (C2), что снижает вероятность внезапного нападения. С другой стороны, НРТ могут также подорвать стабильность, увеличив скорость и точность нападений, в результате чего упреждающие действия могут стать более привлекательными для военных и политических лидеров.
Преимущества НРТ для стабильности в кризисных ситуациях включают в себя повышение доверия к угрозам ниже ядерного порога из-за увеличения числа вариантов военных действий, а также улучшение разведки, наблюдения и рекогносцировки (РНР). Благодаря этому снижается опасность эскалации, так как усложняется расчет рисков противника. Улучшение РНР также снижает вероятность недопонимания, поскольку в процессе принятия решений используется более качественная информация и создаются более прямые каналы связи между мировыми лидерами. В то же время эти новые технологии могут подорвать устойчивость в кризисной ситуации, поскольку увеличение скорости ведения боевых действий (например, гиперзвуковое оружие) значительно сокращает время для обнаружения нападения, обдумывания и реагирования. Сокращение времени на консультации и обдумывание повышает вероятность того, что информация не будет проверена и будут допущены ошибки. Это также способствует снижению контроля со стороны человека и автоматизации некоторых процессов. Таким образом, возникает потребность в надежной и точной информации, тем самым открывая новые возможности для манипулирования информацией со стороны противников.
Что касается стабильности гонки вооружений, оптимисты используют логику холодной войны, утверждая, что новые уязвимости, созданные НРТ, заставят великие державы сесть за стол переговоров, как только они признают, что взаимная уязвимость неизбежна. Преимущества первого участника в этих новых областях, скорее всего, будут недолговечными, и как только великие державы сравняются друг с другом или разработают контрмеры, стимулы к гонке вооружений снизятся. В то же время нестабильность может усилиться, поскольку некоторые НРТ обеспечивают значительное военное преимущество тем, кто первым внедрит новую технологию (например, квантовые вычисления), так что предвкушение преимуществ на поле боя будет и дальше стимулировать великие державы к соперничеству. До тех пор, пока США, Россия и Китай будут считать, что преимущества этих новых технологий перевешивают риски соперничества, они не будут применять меры взаимного сдерживания и контроля над вооружениями в новых областях. Из-за этой противоречивой динамики будущее стратегической стабильности и контроля над вооружениями в значительной степени зависит от того, как великие державы будут применять эти технологии. Весьма вероятно, что элементы сотрудничества и конкуренции будут сосуществовать в той или иной форме.
Многодоменная среда будет иметь два дополнительных последствия. В первую очередь, необходимо пересмотреть традиционную концепцию стратегической стабильности. В свете растущего значения этих новых технологий становится ясно, что стратегический баланс между США, Россией и Китаем больше не определяется исключительно ядерным оружием. Хотя равенство стратегических ядерных потенциалов между США и Россией остается желаемой целью, стабильность будет также зависеть от баланса этих новых неядерных стратегических систем. Москва уже давно утверждает, что в отношениях между США и Россией растет нестабильность из-за развития США в области противоракетной обороны и обычных возможностей нанесения точных ударов. Москва неоднократно обвиняла США в стремлении к одностороннему доминированию и способности нанести первый обезоруживающий удар. Таким образом, российский подход к стратегической стабильности расширился и включает в себя ядерное оружие, обычные средства нанесения точных ударов, противоракетную оборону и НРТ в кибер- и космической сферах. Информационная война и более широкие политические факторы также влияют на отношения стратегической стабильности между Россией и США.
Китайская сторона также хорошо понимает, что военный баланс не определяется преимущественно количественными факторами; важны именно качественные отношения. Кроме того, неясно, в какой степени усилия России и Китая по модернизации были мотивированы желанием восстановить стратегическую стабильность. Оба государства утверждают, что наращивание ими военного потенциала было мотивировано успехами США в области противоракетной обороны и обычных высокоточных ударов, но в действительности они прошли долгий путь от простого «восстановления» статус-кво, особенно учитывая их достижения в области направленной энергии и противокосмического оружия. Похоже, что вместо соображений стратегической стабильности, их усилия по модернизации были в первую очередь мотивированы стремлением к разрушительным преимуществам, поэтому маловероятно, что они готовы к мерам контроля над вооружениями в новых областях. Несмотря на то, что некоторые решения США по структуре сил все еще продиктованы желанием сохранить стратегическую стабильность, на практике это понятие сдерживает только американские программы модернизации, но не российские или китайские усилия.
Диалог между этими великими державами осложняется еще и тем, что США, Россия и Китай по-разному трактуют военную полезность новых доменов и разработали различные концепции ведения боевых действий и контроля эскалации. К примеру, в то время как Россия и Китай считают информационную войну важнейшим инструментом формирования политической обстановки не только в условиях конфликта, но и в мирное время, США по-прежнему используют киберсредства преимущественно в тактическом плане, в рамках радиотехнической разведки.
Вторым важным последствием многодоменной среды, который необходимо учитывать в контроле над вооружениями, является растущее число качественных и количественных асимметрий. Помимо фактического паритета между США и Россией в стратегических ядерных силах, существуют огромные асимметрии в структуре сил великих держав. Прежние меры по контролю над вооружениями предлагают три различных варианта решения этой проблемы. Во-первых, асимметрия сокращений, которая означает, что подписавшие стороны соглашаются на одинаковое ограничение, но на практике реализация требует больших сокращений с одной стороны. Во-вторых, асимметрия потолков, которая означает, что подписавшие стороны ограничивают аналогичные возможности на разных уровнях. И в-третьих, асимметрия областей, которая означает, что подписавшие стороны соглашаются на схожие ограничения, но в разных областях и возможностях. Благодаря своей гибкости эти механизмы, вероятно, будут играть все большую роль в будущих переговорах по контролю над вооружениями, но работа с этими растущими асимметриями также порождает множество сложных проблем, связанных с компромиссами, правилами подсчета и проверкой.
Последствия для контроля над вооружениями
США уже давно пытаются обсудить вопрос стратегической стабильности с Россией и Китаем. Официальная структура Диалога о стратегической стабильности (ДСС) предоставляет великим державам возможность обсудить основы их стратегических отношений, поговорить о контроле над вооружениями, восприятии угроз, «красных линиях» и правилах игры. Кроме диалога на высоком уровне она также предлагает возможность более углубленного обсуждения определенных тем в формате рабочих групп. В течение многих лет США пытались вовлечь Китай в эти дискуссии, но Пекин неоднократно отказывался участвовать в обсуждении темы стратегической стабильности на значимом уровне. Несмотря на то, что между США и Россией периодически ведутся переговоры по диалогу стратегической стабильности (ДСС), они носят спорадический и непродуктивный характер. В условиях горизонтального и вертикального расширения стратегической стабильности очевидно, что необходим новый подход. Стремление России и Китая конкурировать в новых областях привело к созданию ряда военных преимуществ, которые, вероятно, потребуют конкурентного ответа со стороны США и их союзников – особенно в космической и кибернетической областях. Однако это не означает, что стабильность может быть восстановлена только с помощью конкуренции.
США и их союзникам необходимо говорить о нормах и формате проявления сдержанности в тех областях, где Россия и Китай могут выразить готовность участвовать в переговорах по снижению рисков и контролю над вооружениями. Несколько основных принципов по-прежнему актуальны для будущего взаимодействия в области стратегической стабильности. Во-первых, стабильность имеет смысл только в том случае, если она включает в себя некое равновесие или определенную степень взаимной сдержанности. Во-вторых, логика взаимной уязвимости времен холодной войны все еще имеет решающее значение для концепции стратегической стабильности XXI века. И в-третьих, необходим некий структурированный механизм для объединения великих держав с целью формального взаимодействия по вопросам стратегической стабильности. Продвижение этих принципов сопряжено с трудностями, и это также потребует признания связи между контролем над вооружениями и сдерживанием, а также между сотрудничеством и конкуренцией.
Что касается инструментов контроля над вооружениями, то суть заключается в том, что контроль над стратегическими вооружениями больше не может иметь только двусторонний или ядерный характер. Переговорные рамки и механизмы проверки должны быть адаптированы к многосторонней и многодоменной среде. Многие из новых областей не поддаются эффективной проверке на основе существующих правил подсчета или традиционных мер, таких как проверки на местах. Кроме того, большинство новых технологий имеют двойное назначение и двойное применение, что означает, что полный запрет вряд ли сработает. Вместо этого, в будущем механизмы контроля над вооружениями должны быть направлены на ограничение определенных видов применения и определенного поведения. Переговоры и инструменты проверки также должны учитывать тот факт, что многие из этих новых военных активов и большая часть ноу-хау принадлежат частному сектору. Это означает, что будет намного сложнее обеспечить выполнение достигнутых договоренностей. Существует множество областей, где традиционные, юридически обязывающие меры по контролю над вооружениями будет сложно осуществить. Вместо усилий по количественному сокращению отдельных категорий вооружений, более целесообразно сосредоточиться на поведенческих ограничениях и установлении норм и передовой практики. Что касается менее официальных мер контроля над вооружениями, то переговоры должны быть сосредоточены на обсуждении наиболее вероятных путей к применению ядерного оружия, понимании пороговых значений противника и предотвращении непреднамеренной эскалации. Неформальные меры контроля над вооружениями также имеют дополнительное преимущество в виде более быстрого процесса переговоров, что является важным преимуществом в нынешней быстро меняющейся стратегической среде. Однако для обеспечения работы этих механизмов великие державы должны будут выразить политическую готовность к взаимодействию и проявить лидерство, чтобы представить предложения на рассмотрение и продолжить процесс.
Данная работа была выполнена под эгидой Министерства энергетики США в Национальной лаборатории Лоуренса Ливермора. Взгляды и мнения автора не обязательно отражают точку зрения правительства США или Национальной лаборатории Лоуренса Ливермора.
Комментарии закрыты.